— Не бойтесь, я стрелять не буду, нечем, у меня нет оружия. А потом, какой в этом толк? — Он помолчал, поглядел на стариков Дюбуа и прибавил: — Меня больше интересует, как мне выбраться из этого нужника.
— Вас возьмут в плен, — сказал отец. — Это уж обязательно.
— Ах ты черт, совсем мне это ни к чему, — сказал солдат. — Я из Вильфранша-на-Соне. Не так уж далеко от дома был. Стоило проделывать всю эту дорогу, чтобы меня здесь сцапали.
Отец приподнял каскетку и почесал лысину.
— Как же быть? Если вы выйдете, вас схватят. Если останетесь здесь…
Он замолчал. Солдат подождал минутку, потом сказал:
— Ясно, что я не могу сидеть тут целый век.
— Как вы думаете, что они будут делать? — спросила мать.
Солдат пожал плечами.
— Они уйдут. Может, оставят одну-две роты. Если никто не окажет сопротивления, им здесь делать нечего.
Отец подошел к двери.
— Если хотите выйти, идите смело, — сказал солдат, — только не высовывайте из дверей кончик носа, этак легче всего получить пулю в лоб.
Отец вернулся обратно.
— Судя по звуку, — сказал он, — мотоцикл все там же, в конце улицы.
Они поговорили еще и замолчали, когда мимо покатили легковые и грузовые машины. Они слушали, не спуская глаз с двери, но никаких машин больше не было, и солдат сказал:
— Я голоден как собака!
Мать объяснила, что этот дом принадлежит им, но они его сдают, а сами живут на другой стороне улицы. Мадемуазель Марта уже не торчала у кухонного окна.
— Если бы только вы могли дойти до нас, я бы вас накормила, и ноги бы вымыли.
— В той одеже, что на мне, выйти нельзя, это опасно, — сказал солдат.
Старики Дюбуа уже несколько минут исподтишка наблюдали друг за другом. Мать думала о Жюльене. Может, он голоден, его мучит жажда, может, и у него болят ноги. Она нагнулась к солдату, который прислонился к стене, и, взяв правую ногу в левую руку, отковыривал ногтем наполовину уже отставшую корочку присохшей крови.
— Смотрите, не внесите заразы, — сказала она.
— Э-эх, в моем положении, если они возьмут меня в плен, так уж лучше быть больным, может, тогда где-нибудь бросят, чтоб не возиться, — сказал он.
Мать опять посмотрела на мужа. Он ответил ей взглядом, который как бы говорил: «Ей-богу, не знаю. Раз ты считаешь, что это нужно, пожалуйста».
Она потерла подбородок, потом спросила солдата:
— А если я принесу вам штатские брюки и рубаху?
Лицо солдата просветлело. Он улыбнулся, сверкнув зубами, особенно белыми по контрасту с его черной щетиной и загорелым лицом.
— Да чтобы выйти отсюда, сойдет, даже если все на меня едва налезет, — сказал он, окинув отца взглядом с головы до пят.
Мать улыбнулась.
— Отлично налезет, у меня есть сын, он такой же широкоплечий, как вы.
Она пошла к выходу и остановилась.
— Идите, идите смело, — сказал солдат, — вы ничем не рискуете.
Она вышла, чуть дыша от страха.
В конце улицы у фонтана собралась вокруг мотоцикла группа немецких солдат — кто сидел, кто стоял. Мать насчитала пять человек. На стоянке было еще три мотоцикла. Она подождала. Солдаты глядели в другую сторону. Немного поодаль от немцев две женщины и мужчина молча смотрели на них.
Мать перешла на другую сторону и быстро направилась к дому, бормоча:
— Дам ему брюки и рубаху… Это принесет счастье Жюльену… Да-да, это принесет ему счастье.
39
Как только мать воротилась с вещами Жюльена, солдат сразу переоделся, а свое обмундирование завернул в шинель. Он связал рукава и стянул получившийся узел поясным ремнем.
— А это куда? — спросил он, покончив с укладкой вещей.
— Вы с собой не возьмете? — спросила мать.
— Ишь ты, чтобы меня зацапали. Я пока еще с ума не сошел.
— Это казенное имущество, — заметил отец.
Солдат усмехнулся.
— При том положении, до которого сейчас докатилась армия, одним обмундированием больше, одним меньше — ничего не изменит. — Он замолчал, поднял узел, снова положил на пол и сказал, обращаясь к матери: — Знаете, материал добротный, если вы немножко портняжите, он пойдет у вас в дело…
Отец так и подскочил.
— Ну нет! — крикнул он. — Чтобы к нам домой? Да ни за что не позволю! Чего доброго, немцы обнаружат, тогда меня прямо к стенке…
— Да они к вам не придут…
Отец перебил солдата:
— А если увидят французы, меня привлекут за кражу военного обмундирования. Нет-нет, надо куда-нибудь сбагрить.
— Как вам угодно, — сказал солдат. — Ночью выброшу на улицу.
— Лучше зарыть в саду, — заметил отец. — Вернее будет.
Все трое наклонились над узлом, сперва поглядели на него, потом друг на друга. Наконец мать сказала:
— Не стоять же тут до вечера. Теперь вы можете перейти через улицу. Только вот как это вынести?.
— Надо бы мешок, — заметил отец.
— Пойти принести? — спросила мать.
— Обождите, — сказал солдат.
Он открыл дверь, дошел до середины мостовой и спросил:
— Вон в том саду напротив вы и живете?
Мать кивнула головой. Он посмотрел в другую сторону, на площадь, где теперь стояли два немецких грузовика. Мать также вышла на улицу. Вокруг немцев собралось человек десять; улица понемногу оживала.
— Видите, им не до нас, — сказал солдат. — Идите вперед, я за вами.
— Надо запереть дверь, — сказал отец.
— Ладно, тогда я пройду, а потом уже вы.