Он не шевелится. Он застыл на месте, дожидаясь, когда согреется кофе. Мать окликнула его, он медленно обернулся, сел за стол, но почти не притронулся к еде.
— Ты больше не хочешь?
— Не хочу.
Он повернулся к окну.
— Раз уж ты затопила плиту, может, приготовишь еду кроликам? — спросил он.
— Да, я уже об этом подумала.
— Я спущусь в подвал, а потом принесу дров.
Мать покрыла голову и плечи большой черной шалью; отец взял на крыльце мешок и, сложив, сделал из него капюшон.
Они поставили корзины с овощами на перевернутые вверх дном ящики. Вода уже просочилась под дверь. Отец собирал ее консервной банкой, сплюснутой с одного боку.
— Вылью воду из бака, а потом схожу за дровами.
Мать вернулась на кухню. Ей было слышно, как он черпает лейкой воду из бака и выливает в большой резервуар у колонки. Он четыре раза прошел туда и обратно. Потом направился к сараю. Вот он уже вернулся. Его сабо стучат по каменным ступеням.
— Дрова на крыльце! — крикнул он, не открывая двери.
Матери хотелось его позвать. На улице ему больше делать нечего. Однако она ничего не сказала, только подошла к окну — посмотреть, пойдет ли он опять к сараю. Она прижалась, лбом к холодному стеклу. Подождала. Вот показался отец. Он на боковой дорожке, но вместо того чтобы повернуть к сараю, идет к калитке. Мешок, который он не снял, уже совсем темный на голове и на торчащих лопатках. Скоро промокнет насквозь.
Мать знает, куда он пошел. Она еще долго всматривается в чуть виднеющийся сад. Струйки воды стекают по стеклам. Огонь в плите сейчас погаснет. Весь дом пронизан холодом и сыростью, мать чувствует, как по спине у нее пробегает холодок.
55
Отца не было дома почти все утро. Вернулся он не один. Мать слышала, как он с кем-то разговаривает, подымаясь по лестнице. На мгновение ей показалось, что сердце у нее сейчас остановится. Но только на мгновение — до нее долетел голос, но не голос Жюльена.
Она не знала человека, которого привел отец, и все же ей показалось, что она его уже видела.
— Я вымок до нитки, — сказал пришедший, — испачкаю вам пол, извините, пожалуйста.
Он остановился в дверях, неестественно растопырив руки, чтобы не касаться своего черного дождевика, с которого ручьями стекала вода. Мать принесла ему под ноги половичок. Отец взял у него плащ и повесил на балконе на вешалку.
— Ничего, это линолеум, — сказала мать.
— Ты его не узнаёшь? — спросил отец.
Мать неуверенно покачала головой.
— Я тоже его не узнал. Штатское платье очень меняет, но он меня сразу признал.
— Надо сказать, что и был-то я тут всего один раз.
Мать улыбнулась.
— Ага, вспомнила, — сказала она. — Вы приходили от Бутийона, он просил передать нам привет. Теперь я вас узна
— Н-да… невеселый привет, — заметил отец.
— Что случилось? — спросила мать.
По голосу мужа она поняла, что гость принес печальную весть.
— Он тебе сам расскажет. Мне он уже в двух словах сообщил. Бедняги Бутийона нет в живых. Господи, какое горе для отца, мы с ним вместе воевали в четырнадцатом году. — Он повернулся к гостю и спросил: — Вы думаете, он уже знает?
— Его должны уведомить, но извещения доходят сейчас не очень-то скоро.
Они пригласили гостя присесть, мать заварила кофе.
— Расскажите, пожалуйста, как это случилось, — попросил отец.
Гость начал не сразу.
— Когда я вас увидел, я подошел просто так, но если бы я подумал, то, верно, предпочел бы уклониться от встречи.
Старики Дюбуа переглянулись. Гость покачал головой и прибавил:
— Потому что теперь, когда я тут, я не знаю, как быть. Понимаете, говорить об этом не так-то легко.
Отец настаивал. Гость взял со стариков слово, что они никому не расскажут.
— Будьте спокойны, — сказал отец. — А потом что может случиться, родители не приедут, пока не получат извещения… Да и вообще не известно, приедут ли…
Гость перебил его:
— Не в этом дело, но, может, вообще не очень желательно, чтобы узналась правда.
Снова наступило молчание. Старики ждали, немного испуганные. Наконец, уступая настояниям отца, гость начал:
— Помните, Бутийон был откомандирован на передовую, в наш же батальон. Он был в районе Саара, служил в отряде разведчиков и получил благодарность в приказе…
— Меня это не удивляет, — сказал отец, — уже в четырнадцатом году…
Мать перебила его:
— Дай послушать, Гастон.
— Перед тем как его отправили, — продолжал гость, — он, если вы помните, сцепился с капитаном, которого обозвал окопавшимся.
— Да, это так на него похоже. Голова отчаянная, а сердце доброе.
— Так вот, когда его часть отступала, они соединились с нами в Сансе. Чистая случайность. Неразбериха была полная. Мы могли и разминуться. А вот встретились. — Он сморщился и совсем тихо, как бы про себя, сказал: — Для Бутийона эта случайность оказалась роковой. — Он отхлебнул кофе, потом продолжал: — Говорят, он опять сцепился с тем же самым капитаном, правда, меня при этом не было. В общем, мы все время отступали, пока нас не остановили для охраны моста на Соне, не скажу уже, в каком именно месте.
— Мостов, значит, не взрывали? — спросил отец.