— Еще один миф развеян, — ответила Корделия. — Говорят, что мать всегда узнает свое дитя. Оказывается, не всегда.
Она споткнулась, но шаг ее тут же выровнялся. Мартин начал оглядываться. Кого он пропустил?
— Те три дамы, — подсказала Корделия. — Они с нами поравнялись. Уже прошли. Крайняя справа — Катрин Эскот.
На ужин они не ходили. Корделия долго сидела на террасе, смотрела на море. Мартин принес ей из ближайшего кафе отварной рыбы и травяной чай. Предварительно все попробовал сам.
— Знаешь, — начала Корделия, — я никогда не верила в так называемый зов крови. Здравый смысл подсказывает, что эмоциональные связи создаются вовсе не на основе генетического сходства, а совсем по иным причинам, на основе родства духовного. Узы, которые связывают твою истинную семью, не есть узы крови. Это не я сказала, эти слова принадлежат одному земному писателю ХХ века. И я с этим согласна. Доказательством тому служит хотя бы наша взаимная привязанность. Никаких общих хромосом у нас с тобой нет, а связь такая крепкая, что мы чувствуем друг друга на расстоянии. И все-таки где-то в глубине души верилось, что он есть, этот зов, эта таинственная общность крови.
— Корделия помолчала. Взяла чашку с чаем, сделала глоток. — Ты был прав. Зря мы сюда прилетели.
— Ближайший рейс через неделю.
Она отмахнулась.
— Переживем. И не такое переживали.
Неожиданно на видеофон Корделии пришло сообщение.
— Посмотри, что там, — попросила она.
Мартин взял видеофон.
— Это от Вадима.
— Интересуется, все ли у нас в порядке? Ты же ему писал полчаса назад.
— Нет, не интересуется. Он пишет, что Александр ван дер Велле умер.
Корделия в изумлении развернулась в кресле и требовательно протянула руку. Мартин передал ей устройство. Корделия, будто не доверяя глазам, прочитала вслух:
— Найден мертвым в своем доме на Новоженевском озере. Официальная версия — тромбоэмболия.
========== 11 ==========
Мартин вновь зафиксировал скачок давления, и ему это не понравилось. Он уже давно выяснил, что такое преэклампсия, мультисистемное состояние, характерное для беременных на больших сроках, и методично отслеживал все нарушения и колебания в деятельности сердечно-сосудистой системы.
Он коснулся руки Корделии. Давление поднялось, но критических значений не достигло.
— Почему ты огорчилась? Он же враг.
Корделия кивнула.
— Да, враг, но у него был шанс.
— Какой?
— Изменить свою жизнь. Сделать правильный выбор. Не обратиться в подобие деда, не закоснеть, не мумифицироваться.
В уголках ее глаз мелькнули слезы.
— Снова окситоцин?
— Да, он.
Мартин сел на пол, по-детски подвернув ногу, как делал это, когда играл в шахматы с «Жанет». Взгляд его на мгновение расфокусировался.
— Я слышу три сердца, — тихо сказал он.
***
Он снова ощутил этот странный, муторный ком. Бесформенный, плотный. Он поднялся из подреберья, вытянулся, просочился в горло. Стало трудно дышать. Обозначилась сухость. Мартин уже знал — это она, ревность, горьковатая детская злость. Растерянность, недоумение. Она плачет. Из ослабевших пальцев выскользнул видеофон. Мартин успел его подхватить. Отложил в сторону. Привычно устроился на полу, подвернув одну ногу и опершись подбородком о колено второй.
Когда-то очень давно, вот так же обхватив одно колено руками, он слушал первый в своей жизни дождь. Проснувшись в страхе, в первозданной панике, когда верх и низ будто поменялись местами, слушал этот природный водяной гул, воображая планетарную катастрофу. Затем, когда система выбросила на внутренний экран лаконичное, сугубо научное описание заурядного климатического явления, немного успокоился и отправился взглянуть на это самовыражение природы. Дождь! Это же самый обычный дождь.
Спустился из тесного убежища под крышей в темную, пустую гостиную. Мягко фосфоресцировали прозрачные декоративные колонны, а по ту сторону прозрачных стен это кроткое, деликатное мерцание отражалось в ураганном натиске, подсвечивая тысячи водяных вихрей. Мартин видел их замысловатую пляску. Это было пугающе и завораживающе красиво. Эти играющие струи, завихрения, всплески казались разумными. Они представлялись участниками некой хорошо спланированной мистерии. И тогда, чтобы вычислить и разгадать алгоритм этого танца, Мартин устроился прямо на полу, по-детски подвернув ногу. Это Корделия потом сказала, что по-детски. Так делал ее маленький сын… Он всегда играл на полу, отвергая коврики и подушки. На подъеме, у косточки, даже появилась мозоль. А Мартин всего лишь не решился взять с дивана подушку.
Геральдийский дом еще не стал для него родным и безопасным. Дом все еще был более удобным местом содержания, благоустроенной клеткой. Хозяйка позволяла ему многое, но возможность касаться предметов, пользоваться ими по своему усмотрению не обговаривалась. Поэтому он предпочел воспользоваться собственной конечностью. Корделия тогда тоже проснулась. Укрыла пледом и приготовила чай. Он до сих пор помнит тот чай, горячую гладкую кружку между ладоней. Чай был крепкий и очень сладкий. Пальцы согрелись. И где-то внутри, в сердце… Будто льдинка подтаяла.