– Нет, ничего не случилось, – голос мой звучит, как обычно, но слёзы где-то близко. Тётка не тот человек, перед которым я бы сопли развешивала, но случались в моей жизни подобные казусы: всё же единственный родной мне человек. И жила я с ней семь долгих лет. Всякое бывало. И не всегда тётя Аля показывала себя исчадием ада.
– А ну не лги мне, Таисия! – квакает она противно. Звуки между носом и гортанью – первостатейная мерзость, но в таком боевом состоянии тётка неподражаема и непобедима. А ещё и непоколебима.
– Я не… – пытаюсь вырулить, но она меня перебивает.
– Может, встретимся? Приехала бы тётю навестить. Соскучилась я по тебе.
Верить ей – самообман, конечно. Но почему-то до боли хочется очутиться в стенах, где я выросла уже не одинокой. К тому же, завтра бал. А после – неизвестность. Мне нужно где-то приткнуться, пока не вырулю из семейной жизни. Наверное, придётся поползать на пузе. Я просила Эдгара не отдавать меня тётке. Думала, сумею подготовиться и найти пути к отступлению. Не сложилось.
– Я приеду, – обещаю спонтанно. – Вы сегодня дома?
– Приезжай. Жду тебя, – в тётке столько готовности, что впору задуматься о подвохе. Но в данный момент – всё равно. Вырваться бы отсюда. Тётка – не самый худший предлог. Может, заодно и в голове прояснится.
Глава 68
Я вызвал Костика. Меня трясёт, хоть внешне, наверное, об этом не скажешь. Снова и снова прокручиваю и вчерашний день, и сегодняшний разговор. Мне хочется ей верить. Плюнуть на все «бездоказательно» и верить, что брат против воли сорвал поцелуй. Что таблетки – не злой умысел. Что между Таей и Леоном нет ничего и не было. Что они не сговаривались за моей спиной, а Тая – не изменяла.
Но мой прагматизм и природная недоверчивость ломают и корёжат и тело, и мозг. Чтобы не сойти с ума, звоню Севе.
– Ты бы ещё раньше позвонил. Ночью, например, – голос у Мелехова мрачный. Судя по тону, он уже проснулся.
– Не бурчи. Есть несколько важных дел. Займись ими, раз уж вернулся. Первое – я бросил твою машину возле своего дома.
– Да ты офигел, Гинц. Вот так и доверяй тебе. Мне на вертолёте за ней слетать?
– Сева, – у меня и так нет настроения. Сегодня я его шуточки едва терплю, поэтому голос мой звучит так, что не мешало бы ему попридержать свой поганый язык. – Давай без твоих дурацких приколов. У тебя есть ещё одна машина, а у меня – прекрасная память. Фотографическая.
– Тебе жена сегодня не дала? – он решил, что бессмертный.
– Судя по всему, ты тоже не обласкан, – рычу в ответ.
– Хороший удар, Гинц, – хмыкает мрачно Сева. – Ладно, один-ноль в твою пользу. На кой мне машина. Ранее прозвучало резонное замечание, что я не бедный пейзанин, фотографический ты наш.
– На той, что, вероятно, её нужно отбуксировать в автосервис. Я не уверен, что с ней всё в порядке.
– Признайся: ты по ночам участвуешь в запрещённых заездах? Она в хлам или всмятку? И что случилось?
– Внешне, я думаю, она не пострадала. А за её богатый внутренний мир я не уверен.
Выкладываю Севе последние новости. Выказываю подозрение, что с его машиной могут быть нелады.
– Ну, офигеть, что я ещё скажу? – Сева что-то чересчур по-философски воспринимает новости. – Ты куда вляпался, Эд, пока я там красоток охмурял?
– Если бы я знал, то не слушал бы твои умничания.
Сева сегодня особенно раздражает меня. Надиктовываю ему список дел и отключаюсь. Перед глазами – Тая. Моя жена. Лицо её открытое и беззащитное. Я должен решить. Готов ли закрыть на всё глаза. Плюнуть на все свои подозрения и ревность. Или придерживаться стальных принципов до конца, не ломая, не меняя себя?..
А потом приходит опустошение. Не знаю, как там с принципами, но именно сейчас я сломлен. Что останется мне, если Таи не будет рядом? Одиночество? Тишина? Покой? Не наелся ли я этого выше крыши? Брат и сестра – дети, к которым я и привязаться толком не сумел? О Леоне лучше не думать. Не думать. Не копить злость, иначе не знаю, как остановлюсь, если вдруг…
Я стараюсь не замечать охранников, что следуют за мной, как два цепных пса. Бабки на лавочке рты раскрыли. Здороваюсь и прохожу мимо. Эти двое первыми входят в квартиру, как только тётка открывает дверь. Проходятся танком по комнатушкам.
Тётка только ртом зевает, как рыба. Накрашенным ярким ртом. Она… постарела за то время, что я её не видела. А ведь прошло – всего ничего. Лицо нездоровое, одутловатое. Мешки под глазами. На голове – воронье гнездо.
– Я могу побыть со своей тётей наедине? – спрашиваю у безопасников. Те хмуро кивают и выходят. Будут торчать у двери, наверное. Но без них дышится легче.
– Эт-то что такое, Таисия? – обретает тётя Аля голос. – Что за бугаи с тобой? Твой Гинц бандит, да? А прикидывался порядочным человеком, бизнесменом. И вот… отдала овечку волку в пасть.
Она смотрит на мою руку в синяках. Прячу её в карман, но поздно.
– Он тебя ещё и бьёт? – глаза у неё нехорошие, жабьи, злые. Но злится она не на меня, а на Гинца. Обычно она так смотрит, когда затевает пакость, тяжбу, жалобу накатать, анонимку настрочить.
– Нет, – мотаю головой.