Тот, кто меня купил

Я тоже чувствую себя пьяным и молодым. Способным на спонтанные безумства. В венах бурлит возбуждение. Азарт.

Мы мчимся мимо консьержа, держась за руки. Смеёмся. Она долго не может попасть ключом в замочную скважину – хохочет так, что плечи ходуном ходят. Приходится делать всё самому. А пока я открываю, она успевает от смеха сползти по стенке – сидит на корточках, пытаясь натянуть на колени золотистое короткое платье. Красивые коленки. Выпуклые, ровненькие, аккуратные.

– Пойдём, – я протягиваю ей руку, и она охотно вкладывает свою ладонь. Доверчивый открытый жест.

Я давал себе слово сдерживать порывы, но не могу обуздать тёмную реку, что бурлит внутри и тревожит, не давая покоя.

Я целую её прямо в коридоре, прижав к стене. Настойчиво. Жадно, не пытаясь быть ни нежным, ни осторожным. Это поцелуй, полный жажды. Она отвечает мне неистово и пылко. Прижимается всем телом. Или это я вжимаю её в стену?..

Глажу её плечи, прохожусь ладонями по бокам, задираю платье, отстраняюсь, чтобы обхватить ягодицы. Да. То, что нужно. Прижать её поближе к паху, где уже болезненно окаменел мой член.

Сейчас мне всё равно, что я её, видимо, пугаю. Это выше меня. Это сильнее. Хочется порвать её одежду на клочки и взять прямо здесь и сейчас – у стены, стоя. Но каким-то образом ей удаётся достучаться до меня.

– Эдгар, – просит она, как только я отрываюсь от её губ и впиваюсь в нежный изгиб шеи. И пальцем проводит по моей щеке. От виска и до подбородка.

Я отстраняюсь. Упираюсь лбом в стену. Дышу тяжело, словно час в тренажёрке отпахал.

– Сходи. В душ. Да. Сходи. А я подожду тебя.

Она отходит в сторону, но не спешит сбежать. Тоненькая фигура в золотом платье посреди коридора. Я готов надавать самому себе по лицу. Хлёстко, чтобы выместить досаду. Чёрт. Я зверь. Несдержанное грубое животное. Но просить прощения не собираюсь.

– Ты… останешься? – что в её голосе? Ожидание или испуг?

Боится потерять свою драгоценную девственность? Но уж второму мужу нетронутой она не достанется. Дудки. Я женился в конце концов. И, чёрт побери, не собираюсь передёргивать затвор в душе, чтобы слить напряжение.

Сам того не подозревая, я загнал себя в ловушку. Или Тая, или никто. Или дрочить как альтернатива. Если я сейчас сделаю хоть один неверный шаг, об акциях можно забыть. Варшавин не из доверчивых дурачков. Он проверит каждый мой шаг. И будет играть, как кот с мышью. Уж я-то его хорошо знаю. Нет ничего хуже, когда давний друг превращается пусть не во врага, но в конфликтующую сторону – если уж говорить совсем мягко.

– Да, – не щажу я её нежных чувств, – я не только останусь. С сегодняшнего дня мы живём вместе. Здесь, в этой квартире.

Как только я это сказал, сразу почувствовал себя легче. Вот так просто, без лишних объяснений, поставил перед фактом и точка.

– Странно, – бормочет она, перебирая пальцами подол платья. Дурацкая привычка, выдающая её неуверенность. Нужно отучать её от подобных замашек. Тут ещё пахать и пахать, пока избавишься от лишнего, чтобы сваять собственную Галатею.

– Что для тебя странно, Таисия Гинц? Я женился на тебе. Дал свою фамилию. И ни разу не говорил, что брак будет фиктивным. А то, что ты там себе навоображала – это только твои проблемы.

Она смотрит на меня глазами смертельно раненого животного. Чёрт. Вот тебе и брачная ночь. Обидел. Вроде ничего такого и не сказал. Но она стоит сейчас одинокая и брошенная. И сократить расстояние – три шага. И нет возможности их сделать. Пропасть. Как разделительный барьер. И взгляды наши словно два опасных дула.

Так, не произнеся ни слова, она уходит. А я остаюсь один. Иду на кухню и жадно пью минералку. Слышу, как она почти неслышно уединяется в ванной. Как шумит вода. Смотрю невидящим взглядом в оконное стекло. Там темень почти непроглядная. Но даже если бы что-то и просматривалось, вряд ли бы я это увидел. Хочется побиться головой о стекло.

Тая неслышно подходит сзади. Погрузившись в тяжёлые думы, даже не услышал её шагов. Почувствовал только, как тонкая рука коснулась плеча. Тело окаменело, приготовившись дать отпор. Хорошо что у меня железные нервы.

– Никогда больше так не делай.

– Как? – опускает она руку, и я проклинаю всё на свете. Более тупого идиота не найти.

– Не подкрадывайся, – я ловлю её руку и кладу на место. Туда, где она была несколько секунд назад. – Я мог ударить. Неосознанно. На инстинктах.

Тая касается щекой моего пиджака.

– Я приготовила для тебя полотенца. Мужских вещей в доме нет, к сожалению.

Поворачиваюсь резко. Смотрю ей в глаза. Я нарычал на неё. Нагрубил. А она предлагает мне полотенца. Это попытка сгладить углы? Или поиграть в семью.

– К счастью. К счастью, Тая, что в доме нет мужских вещей. А то бы я точно не так всё понял. Но завтра они появятся. Мои. И ты должна к этому привыкнуть. Как и к тому, что я теперь есть в твоей жизни.

– Кажется, я не сказала ни слова против, – пытается слабо улыбнуться она. – Но ты любой мой писк воспринимаешь за сопротивление. Хочу объясниться раз и навсегда. И ты меня выслушаешь, Эдгар Гинц!