Я надеваю спортивный костюм и выхожу на кухню. Там пахнет кофе. Едой. Домом. На подоконнике зеленеют какие-то цветы с розовыми и белыми шапками соцветий.
– Это что? – киваю в сторону горшков.
– Это пеларгония, а по-простому – калачики, – задирает Тая подбородок и смотрит на меня с вызовом. Храбрая тростинка. Ну-ну. – Выкинуть не дам! И завтра ещё куплю красную и бордовую.
– Они воняют, – заявляю, чтобы её позлить.
– Они очищают воздух и прекрасно цветут, радуют глаз.
– Тебе нечему радоваться в этом доме? – продолжаю её драконить. – У тебя есть я и теперь этот лохматый урод.
– Сам ты урод! – вспыхивает она и хватается за джезву, как боевая кухарка за сковородку.
– Ударишь или плеснёшь кофе в лицо?
– Ни то, ни другое. Я напою тебя кофе, накормлю ужином и поцелую. И, может, ты подобреешь. Перестанешь быть таким противным и брюзгливым.
– Поцелуешь? – это уже интересно. Она возбуждает меня. Наверное, ещё поэтому я пытаюсь быть с ней холодным сукиным сыном. В самом начале командовать и диктовать свои условия было намного проще и легче. Я тогда чётко понимал, чего хочу. А сейчас…
– Твой кофе, – ставит она передо мной чашку. Пахнет так, что я глаза прикрываю, чтобы острее почувствовать его аромат.
– Что в нём? Приворотное зелье? – я не владею своим голосом. Он проседает, хрипит слегка и отдаётся вибрацией в солнечном сплетении.
Тая фыркает и смеётся. Тихий уютный смех. В него хочется завернуться, как в тёплый халат. И никуда не спешить. Смаковать. Как этот кофе, что вызывает головокружение и желание сделать глоток, даже если она туда всыпала крысиный яд. Я бы его выпил. Я заслужил. А она пытается пригладить мои углы. За что мне такая мука?..
– Кардамон, корица, немножко имбиря. Попробуй же. Стынет.
И я делаю глоточек. Вкусно. Я перепробовал разный кофе. В элитных ресторанах здесь и за границей. Наверное, в нём нет ничего необычного. Но я не хочу так думать. Она варила кофе для меня. Не спрашивая, не интересуясь. На страх и риск. Зная, что я мог вылить не только напиток, но и свой гнев или дурное настроение. И, тем не менее, она рискнула. Я делаю ещё глоток.
– А теперь о галстуке, – кажется, я целый день думал, для кого эти нежные пальчики завязывали узел и поправляли воротник. Покоя не давала эта мысль. – Нет. Вначале поцелуй. Ты обещала.
Она подходит ко мне близко-близко. Топчется, примеряясь. Я не шевелюсь. Не облегчаю ей задачу. Тая обхватывает мою голову руками и целует меня в глаза, а затем в нос.
– Как Мотю и Хрюна, – смеётся. Глаза у неё весёлые, с огоньком. Она простила мне чёртову Мирославу?
– Ты жулик, – обвиняю я её. Тая пытается отскочить, но куда ей тягаться со мной по скорости реакции и силе: я хватаю её в охапку, усаживаю на колени и целую. Жадно, не скрывая, как я по ней истосковался. Это и для меня открытие. Оказывается, мне её не хватало.
Че Гевара приседает на передние лапы и взволнованно гавкает.
– Кажется, он ревнует тебя ко мне, – чертит она указательным пальцем линию от моего виска до подбородка. В паху вспыхивает пожаром. Член мгновенно каменеет от этого простого жеста.
– Вот я не уверен. Возможно, наоборот. Галстук, Тая, галстук.
– Это была приёмная семья, – вздыхает она и продолжает водить пальцами по моему лицу. Кажется, я сейчас из штанов выпрыгну. – Я там не прижилась. Я завязывала галстук дяде Пете. Научилась по Интернету. Это легко. Чёткая последовательность. Но почему-то многие путаются. Забывают, что ли.
– Почему не прижилась? Он приставал к тебе? – в висках стучат молоточки, и я сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть внезапно вспыхнувший гнев на ни в чём не повинную Таю.
– Господь с тобой, Эдгар, нет. Он был очень хороший. Милый и добрый. Жена ему только досталась жуткая. Это из-за неё. Она не смогла. Ревновала его ко мне и очень быстро избавилась. А там вскорости тётка меня подобрала.
– Кофе ты тоже ему варила? – мне хочется прибить жуткую бабу, которая могла взять и вышвырнуть ребёнка из своей жизни, словно он предмет устаревшей мебели. И дядю Петю мне хочется треснуть за мягкотелость и неумение защитить человечка, который искренне к нему привязался.
– Нет. Больше себе. А ещё я иногда тайком помогала баристе Гены Падловича. Она замечательная. А мастерица какая!
Женщины не так часто искренне восхищаются друг другом. У Таи это получается великолепно. Щедрая на комплименты. Это она замечательная. Слишком чистая моя девочка.
– Зря ты там не попробовал кофе, – сверкает она синими глазищами и добавляет доверительно: – Кухня там, конечно, дрянь. Но только с тех пор, как Падловича повар бросил. То, что Гена проигрывает на еде, неплохо компенсирует кофе. К нему со всей округи ходят. Просят то с сердечками, то с собачками.
Тая заливисто смеётся, ей вторит Че Гевара. А мне в очередной раз хочется прижать её к себе. Сильно. Чтобы почувствовала силу моего желания. Зарыться лицом в волосы цвета горького шоколада. Поймать губы. Провести руками по груди. Залезть под резинку её штанишек.