Тот, кто меня купил

— Не очень хорошо, Сев. А завтра чёртов бал. Я смотрю, ты тоже не цветёшь, — киваю в его сторону. Сева обычно словоохотливее о своих победах или поражениях, но сегодня он мрачнеет, сжимает покрепче губы.

— Отверженный. Почти как у Гюго[7].

Это попытка пошутить, но она настолько выходит болезненной, что хочется поморщиться. Судя по всему, Севе не нравится, что его отшили. Не привык. Зажрался. Ай да Синица! Готов восхищаться Таиной подружкой.

И вдруг приходит ещё одно озарение: Тая такая же. Чистая. Цельная. Не зря они дружат. До девятнадцати лет она не знала мужчин. Досталась мне цветком нетронутым, а я почему-то решил, что за несколько дней девочка моя способна измениться. Глупый ревнивый баран. Ослеплённый и не способный видеть дальше своего носа.

Атрофированные чувства. Но они оживают, отходят, готовы укорениться во мне. Вправе ли я их уничтожить? И нужно ли?..

— Что-то мы не то делаем, Сева, — говорю я другу и подавляю тяжёлый вздох. Он кивает угрюмо, соглашаясь. Мнётся. Я давно его таким не видел. Настоящим.

— Как думаешь, чудеса бывают? — неожиданно выдаёт Сева, и я понимаю, о чём он говорит.

— Тебе же не сказали, что ты стопроцентно стерилен?

— Сказали, что шансов почти нет.

— Ну, «почти» — это не «никогда».

Мы смотрим друг на друга. У каждого из нас — свои заботы. У Севы — Синица беременная. У меня, возможно, Тая. Сегодня утром я подавил в себе желание заставить её выпить ударную дозу пилюль, понимая, что это ни к чему. А сейчас я, наверное, радуюсь, что не сделал этого. Может, это как раз знак? Судьба? Или что там ещё в таких случаях говорят? Перст Мироздания, как любит щебетать неунывающая птица Синица. Я готов сейчас верить в любую чушь.

— Ладно, — стряхивает с себя оцепенение Мелехов, — ты пригласительные не потерял? Бомонд собирается в полдень — начинают съезжаться. В час начнётся аукцион. Всё стандартно. Варшавин будет с самого начала как хозяин. Встречают с женой приглашённых у входа. Кстати, ты жену его видел?

Отрицательно качаю головой. Как-то не до матримониальных изменений в Варшавинском статусе мне было.

— Говорят, редкостная красавица. Заодно и посмотрим. Не подведи меня, Эд. Это реальный шанс хотя бы попытаться поговорить.

Он говорит ещё что-то. Деловая сухая речь. Сева сейчас не похож на того бабника, каким его привыкли видеть многие. Что-то в нём изменилось после ссылки. А может, он просто снял маску, что намертво приросла к его лицу. Поэтому это так бросается сейчас в глаза.

Я звоню Игорю на подъезде к ювелирному. Оговаривал с ним время заранее.

— Что значит опаздываете? — его единственная фраза действует на меня, как красная тряпка на быка. Я не просто злюсь. Я в ярости. — Какого чёрта вы не дома? А где? У тётки?

Я не запрещал ей встречаться с тёткой. Оговаривал: если она захочет видеться. Она почему-то захотела. С тёткой, от которой бежала как от чумы. Умоляла не отдавать ей. И вот — приехали.

— Ладно. Жду, — бросаю хмуро и завершаю разговор.

Сидеть в машине бессмысленно. Решаю прогуляться по аллее, что пролегает неподалёку. Лето, жаркое солнце. А там тень и немного прохлады. Всё лучше, чем сидеть в душной машине. На лавочках — неизменные мамочки с младенцами и детьми постарше.

Рассеянно гляжу на детвору. У нас с Таей тоже может быть вот такой розовощёкий карапуз в красном костюмчике — футболочка, шортики, кепочка с козырьком назад. Или принцесса с тёмными локонами.

Отвожу взгляд. Успокаиваюсь. Здесь веет умиротворением. Хочется расслабиться и отбросить тяжёлые мысли. Но я жду Таю.

Она приезжает приблизительно через полчаса. Сосредоточенная, неулыбчивая и, кажется, уставшая. Сердце при виде её сжимается в груди.

— Пойдём, — подставляю локоть, и она покорно цепляется за него. В ювелирном ведёт себя равнодушно. Беглый взгляд на витрины — и застывает в задумчивом молчании.

— Не хочешь выбрать? На свой вкус? Что-нибудь изящное, близкое?

— Мне не близки украшения, Эдгар. Выбирай сам. А я с готовностью нацеплю на себя любые драгоценности. Могу и кандалы, и ошейник, например. Из твоих рук.

Она произносит эти слова монотонно, очень тихо и спокойно. Делаю вид, что не слышу. Сердится? Расстроена? Пусть. Я найду способ её растормошить.

Намеренно долго примеряю кольца, кулоны, колье, браслеты. Тая покорно позволяет себя наряжать. Но я так и не смог добиться хоть каких-то эмоций от неё.

Делаю выбор. Оплачиваю. Внутри растёт глухое недовольство. Мне не нравится её равнодушие. Лучше бы сверкала глазами, задирала подбородок, спорила со мной.

В машине пытаюсь достать её хоть чем-то, но в ответ — лишь односложные «да», «нет», «как скажешь», «как хочешь».

Дома ей не до меня: Марк и Настя атакуют Таю почти на входе. У мелочи всегда много событий и впечатлений. Они с радостью делятся с моей женой нехитрыми секретиками и делами. С ними Тая преображается. Куда только и девается её покорная заторможенность. Я слышу её смех, вслушиваюсь в голос. Пытаюсь понять, о чём они болтают.

Никак не могу улучшить момент, чтобы поговорить. Но рано или поздно птичка попадается в силки. Особенно, если охотник не дремлет.

— Нам надо поговорить.