Тот, кто меня купил

Робко вкладываю свою ладонь в его. Ощущаю пожатие. У Эдгара всегда тёплые руки. Шершавая кожа — это уже знакомо, и я провожу кончиками пальцев по мозолям, а второй рукой несмело прикасаюсь к его волосам. Зарываюсь в них. Слышу довольный вздох. Он как большое, благодушно настроенное животное. Сытое, а потому не прочь получить ласку. Но где та грань и уверенность, что мне не откусят руку, как только что-то ему не понравится?

Я вдруг понимаю: внутри меня буря. Что-то переворачивается, бурлит, раздражает, ёкает, крутится по спирали. Сердце рвётся из груди. Я получаю удовольствие, касаясь этого мужчины. Он для меня как бомба с часовым механизмом. Не знаю, когда взорвётся, не умею обращаться с подобным, но тянусь, вслушиваясь в «тик-так» его сердца.

— Поцелуй меня, — губы его так близко. А в душе — ураган. У меня кружится голова от его запаха. Я теперь узнаю его с закрытыми глазами. Не уверена, что среди тысячи подобных, но выделить смогу в толпе, наверное.

— Как Мотю и Хрюна? — пытаюсь шутить, но во рту у меня пересыхает от волнения.

— Как жена целует мужа. Как женщина — мужчину. Хотя ты пока ещё не женщина, но сути это не меняет.

«Пока». Что он хочет этим сказать?

— Таисия Гинц, ты не должна быть такой робкой. Иначе тебя съедят на первом же перекрёстке.

Его фамилия рядом с моим именем — навылет, как пуля. Неожиданно, хоть я вчера и примеряла, как это будет звучать. В его устах подобное сочетание — как тёрпкое вино. Резко, немного категорично и очень властно. Он всё решает сам — помню. У него на всё есть собственное мнение и готовый план. Наверное, он ко всему готов. К любым неожиданностям. А я нет. Но жизнь научила меня не отступать, а идти вперёд, даже если очень страшно. Гинца я не боялась. Скорее, наоборот.

— Не знаю, почему ты видишь во мне трусливого зайца. Это не так.

С этими словами я делаю невероятное — впиваюсь в его губы поцелуем. Как умею. Опыта у меня мало, зато пыла — с лихвой. Кажется, ему нравится. Эдгар издаёт то ли рык, то ли короткий стон, тело его становится твёрдым, но невероятно притягательным, удобным: я кладу руки ему на плечи, поглаживаю, ощущаю, как громко и ровно бьётся его сердце. Это что-то невероятное. Взрывоопасное.

Губы его живут собственной жизнью. Уже не я его целую, а он меня. Пальцы его гладят моё лицо. И мне хорошо. Здорово. Хочу ещё. Хочу, чтобы это не кончалось. Но тихое покашливание вырывает из марева поцелуя. Я краснею и боюсь поднять глаза. Зато Эдгар не смущён. Смотрит на Игната насмешливо и немного лениво.

— Видно, что молодожёны. Гкхм, я сейчас как чёртов вуайерист. Подглядывал. И не стыжусь. Стесняюсь спросить: ужинать будете? Или прямо сейчас сбежите? Вы как два факела.

— Будем, будем. Мы всё будем, старый ты пройдоха.

— Тогда мой итальянский повар старался специально для вас. Суп «Минестроне», нежная паста с соусом на выбор: песто, карбонара, болоньезе, фрутти де маре, — сыплет Игнат названиями блюд и жестикулирует как настоящий итальянец. Я ничего не ела с утра, волновалась. Поэтому благосклонно принимаю и суп, пахнущий копчёностями, и пасту, и салат из морепродуктов.

— Забыл спросить, как ты относишься к рыбе, — Эдгар ест, наслаждаясь.

— Положительно. Я неприхотлива в еде и, наверное, буду есть всё. Рыба так рыба, мясо так мясо. И горячие супы — моя слабость.

Он смотрит на меня одобрительно, словно я сдала какой-то, только одному ему понятный экзамен.

Когда приносят десерт и кофе, я понимаю, что лопну, если впихну в себя ещё хоть кусочек.

— Настоящий тирамису! — увещевает Игнат, как змей-искуситель. — Больше сеньорита нигде не попробует такого. Разве что в Италии.

— Сеньора! — рычит Гинц, и мне становится смешно. Это какая-то эйфория от вкусной еды, итальянской музыки, местного антуража. И от близости Эдгара, который совсем не похож на себя. Но что я о нём знаю?

Здесь он раскрепощён, шутит. Они с Игнатом постоянно подкалывают друг друга. Шутливо похлопывают друг друга по плечу, вспоминают то ли детство, то ли юность. А может, и то и другое вместе.

Я выпила очень вкусного вина и с непривычки мир шатается у меня перед глазами. Идёт волнами да бурунами, но мне настолько хорошо, что улыбка не сходит с лица.

— Только ложечку, — сдаюсь я. — Больше не смогу.

— А мы вам с собой на вынос. Потом, ночью, проголодаетесь и пойдёте искать еду. А там всё, что нужно для тех, кто не спит.

— Я не ем ночью, — смеюсь. — Я сплю по ночам.

— И он даёт тебе спать? — вот же вопросик. Я лишь загадочно улыбаюсь и боюсь рот открыть, чтобы не брякнуть лишнего. Не настолько уж я и пьяна.

— Не задавай личных вопросов, чтобы не получить в нос, — ворчит Эдгар почти добродушно, но глаза его сверкают сталью — холодными снегами Килиманджаро, и друг его понимает, что переступил черту, за которую этот жёсткий мужчина заходить не советует.

Игнат понимает его с полувзгляда. Уходит, поднимая руки и ворча под нос, что некоторые, видимо, шуток не понимают и доброты его не ценят, но он не помнит зла, и поэтому всё же подготовит пакеты с едой. На всякий случай. Мало ли.

— Зачем ты так? Он милый и хотел как лучше.