Тот, кто может все

Едва удалившись от областного центра и проехав без сомнения мимо нескольких дорожных патрулей, даже не попытавшихся меня остановить, я, кажется, миновал зону ограничения скорости знаками и попробовал свою новую машину на разгон. Если «Волга» разгонялась до сотни больше чем за тринадцать секунд, что порой вызывало затруднения при совершении обгона, то «Камаро» разгонялся быстрее чем за шесть секунд и на обгонах показывал себя великолепно. Про заправочную станцию я не забыл. Заправил свою машину, что называется, под завязку и залил бензин в канистру, чтобы вернуть долг отставному майору Никифорову, а заодно спросить, слышал ли он что-нибудь про господина Генералова. Порой Вячеслав Петрович знал что-то, что до меня по каким-то причинам не доходило. Этот мой вопрос должен был бы стать ответом на его естественный вопрос, откуда у меня появился «Шевроле Камаро» стоимостью без малого три миллиона рублей.

Там же, на заправке, у меня промелькнула в голове еще одна мысль: Мамукаев и Таппасханов свою «Камаро» почему-то желали заправить девяносто вторым бензином. Это что, сверхжадность или сверхбережливость? Или у них в двигателе стоит какое-то приспособление, позволяющее машине использовать топливо с более низким октановым числом? Что-то я про такие приспособления слышал. Надо будет спросить об этом Никифорова. Странно, что раньше ни я, ни кто-то из ментов или следователей не обратил внимания на этот факт. Хотя, может быть, лучше им и не напоминать, иначе сочтут это доказательством того, что мы с Тамарой пытались этих двух здоровенных парней ограбить. Дескать, они и не думали заправляться на одной колонке с нами, потому что у них бензин другой. Но, насколько я помню, на той автозаправочной станции вообще нет девяносто восьмого бензина. В глубокой провинции держать такую колонку нерентабельно.

Сильно я не гнал, но ехал так, как позволяла дорога, богатая ямами, в которых мой автомобиль с достаточно низким клиренсом вполне имел возможность за что-то зацепиться и потерять, скажем, одну из пары своих выхлопных труб, а то и обе сразу. У «Волги» только одна выхлопная труба, но однажды на этой же дороге я ее, прогнившую, потерял, однако останавливаться даже не стал, потому что видел, как едущий следом «КамАЗ», который я только что обогнал, на нее наехал. Но это было бы еще не самым страшным. Гораздо хуже было бы зацепиться коробкой передач и разбить ее. Ремонт коробки передач вылетит не в копеечку, а в большущую сумму. Да тут ремонт, скорее всего, и не поможет, потребуется замена. И потому, зная коварную дорогу, я старался ехать аккуратнее.

Тем не менее приближался к дому я достаточно быстро. В той же придорожной деревне, что и при поездке в областной центр, опять голосовала пьяная девица с лохматой собачкой на руках. Я опять проехал мимо, не останавливаясь. Не думаю, что она уже почти сутки не может остановить ни одну машину. Скорее всего, ей и ехать никуда не требуется. Но направление движения она уже для чего-то сменила. Я даже в зеркало заднего вида смотреть не стал, чтобы не видеть, как из ее разевающегося рта вылетают матюки. Мне это было неинтересно.

Около поворота на райцентр находился пост ДПС. Там меня остановили, проверили документы, но никакого досмотра машины не проводили. Видимо, если операция по поиску убийцы Полковника продолжалась, я показался ментам не подозрительным. Правда, номер автомобиля и права сфотографировали на трубку сотового телефона. Это не жалко, пусть фотографируют. На правах у меня фотография девятилетней давности, где я еще в военном мундире с погонами майора и, естественно, без бороды. Но узнать меня там трудно: шрам на лбу на фотографии сильно красный, да и сам лоб основательно припухший, что даже на мелкой фотографии заметно. Это сейчас шрам побелел и затянулся почти полностью, и опухоли на лбу, естественно, давно уже нет. Заработал я этот шрам во время командировки на Северный Кавказ, когда на испытаниях нового костюма для оснастки «Ратник» ехал на броне БМП, и под гусеницей взорвалась мина. Мина была, видимо, самодельная, фугасная, начиненная вместо осколков болтами и гайками, которые дробно простучали по днищу БМП, но пробить его не смогли. Гусеницу мина, конечно, повредила, но не больше. А я, хотя и держался одной рукой за специальную десантную ручку, все же чуть не вылетел на дорогу. Но, совершив некое круговое движение тела, ударился лбом о ствол тридцатимиллиметровой автоматической пушки. Голова удар выдержала, как потом оказалось, я избежал даже сотрясения мозга, а вот кожа выдержать такой удар не смогла. Рассечение было мощным и сильно кровоточило. Но зашить рваную рану в полевых условиях было некому, в группе санинструктор отсутствовал, пришлось обойтись простой бинтовкой головы и продолжить выполнение задания. И только по возвращении на базу я обратился в медсанчасть, где рану обработали и все же зашили. Но из-за несвоевременной медицинской помощи шрам на лбу долгое время оставался красным и выделяющимся.