Тот, кто называл себя О.Генри

— Выпивка, потом драка, потом сгоряча ты кого-нибудь пырнул ножом, верно?

— Свое прошлое, — сказал Билл. — Я прикончил свое прошлое. Тридцать шесть лет.

Стражник почесал за ухом, соображая.

— Куда ты приговорен?

— В Колумбус.

— Поздравляю, — сказал стражник. — Там с тебя спустят лишнюю шелуху. Как с яичка.

— Что такое Колумбус?

— Увидишь, — сказал стражник. — Скучать не придется. Как с вареного яичка, понял? Скучать не придется.

Он громко зевнул и ушел. Билл прилег на циновку.

Утром принесли завтрак — кусок теплого кукурузного хлеба, кружку кофе и ломоть плохо прожаренного бифштекса.

Через несколько минут перед камерой появился сержант. В руках он держал портфель.

— Все в порядке, Портер. Собирайся. Поедем на десятичасовом.

Я готов, — сказал Билл.

Стражник отворил дверь.

Ваша честь, — сказал Билл, — разрешите один вопрос.

Говори.

Вы меня поведете в наручниках?

С чего ты это взял? Я никогда никого не вожу с браслетами. Никогда. Мне достаточно глаз и вот этой игрушки, — он хлопнул ладонью по кобуре кольта.

Благодарю вас, — сказал Билл.

Теперь он был спокоен на случай, если на улице встретится кто-нибудь из знакомых. Он благодарил судьбу за то, что газетчики не обратили внимания на процесс, ни одного " репортера не было в здании суда. Его имя появится только в отделе хроники на последней газетной полосе, а десять строчек мелкого шрифта обычно ускользают от читателя. Не заметил он знакомых лиц и среди публики в зале. Правда, в задних рядах, почти у самого выхода, сидела молодая женщина, похожая на Луизу Шотт, но издали трудно было рассмотреть лицо. Да и какое значение имеет Луиза? С прошлым покончено. От прошлого не осталось ничего. Даже Атол ушла. Была ли она счастлива с ним? Он никогда ее не спрашивал об этом. А она всегда молчала и улыбалась. И никогда не жаловалась.

В то время железнодорожная компания Гульда еще не строила специальных вагонов для перевозки арестантов. Сержант и Портер заняли отдельное купе в обычном пассажирском пульмане. Полицейский запер дверь специальным ключом, уселся возле нее на лавку, надвинул на глаза широкополую шляпу и сразу же задремал. Билл присел у окна, облокотился о столик и вытянул ноги.

Четырнадцать лет назад он ехал в точно таком же пульмане и смотрел точно в такое же окно. Экспресс вырвался за пределы штата Джорджия. Двадцатилетний Билл разглядывал новую, незнакомую страну.

Зеленые прерии медленно наступали на леса, дробили их, превращали в рощицы. Один за одним появлялись и исчезали города. Местность была непохожа на то, к чему он привык в Северной Каролине. Так непохожа, что у него появилось ощущение, что и сам он стал непохож на себя. Другое лицо, другая одежда, другие мысли и полная самостоятельность. Он может, например, на любой остановке выйти из вагона, выпить у стойки стакан виски и расплатиться. У него есть деньги. Много денег. Пятьдесят долларов. Подарок дяди Кларка.

— Возьми и не смущайся, — сказал Кларк Портер. — Они твои. Ты их заработал честным трудом. Они тебе будут нужны. Всему свое время, как говорится в Екклезиасте. Время разбрасывать камни и время собирать камни. Время терять и время находить. Время обнимать и время бежать от объятий. Сегодня ты уезжаешь — и этому тоже время. Старайся Увидеть и узнать все. Знай, что жить в мире и видеть мир — это разные вещи. Научиться смотреть по-настоящему очень трудно. Постарайся научиться. Мир прекрасен. Он прекраснее любой сказки. И постарайся всегда помнить, что ты — человек в этом мире. А настоящий человек не проходит бесследно. В чем-то после смерти он остается. В доме, который построил, в книге, которую написал, в капитале, который накопил. Старайся быть нужным для жизни человеком. — Дядя Кларк положил руки на плечи Билла. — И если будет плохо, Вильям, плохо и трудно, напиши несколько строчек.

Напиши все равно кому — мне, или Беллу, или Паркенстекеру. И никогда не жалей того, что прошло. Расставайся: прошлым без грусти.

Билл ехал на ранчо к сыновьям доктора Холла, врача, который заменил в Гринсборо его отца. Это было четырнадцать лет назад. Такой же пульман и такое же окно. Только вместо полицейского, дремавшего над своим портфелем, в супе находились мистер и миссис Холл, и за окном проносились остатки лесов Джорджии и Южной Каролины.

За Талулой экспресс пересек несколько широких протоков реки Ред-Ривер и остановился у водокачки городка Маршалл.

— Это уже Техас, — сказал доктор Холл.

И это в самом деле был Техас. Прямо у железнодорожного полотна два пастуха в белых парусиновых брюках сбивали отару овец. Оглушительно стреляли длинные бичи, овцы прыгали друг через друга, поднималась розовая пыль, тонкими голосами блеяли в середине стада ягнята. Когда экспресс тронулся, молодой пастух на сером тонконогом коньке догнал его и поскакал рядом с вагонами, бросив поводья, хохоча и размахивая руками. Он так хорошо держался в седле, так свободно — одними коленями — управлял скоком конька, что Билл не выдержал, высунулся в окно и закричал в упругую воздушную струю, летящую вдоль состава:

— Здорово! Браво!