— Ничего, ерунда. Мы, ньюэлы, терпеть не можем вооруженных битв. Мы предпочитаем достигать своих целей мирными средствами всегда, когда это возможно, и пойдем на большие уступки, чтобы избежать физической борьбы.
— Такими средствами, как пропаганда, подкуп, свержение и тому подобное? — спросил Лу-Маклин.
— Слова понимающего человека. — Нарас Шараф, казалось, не был смущен своим признанием. — Теперь ты начинаешь понимать суть дела. Сейчас ты можешь, если тебе хочется, сказать мне все, что ты обо мне думаешь, произнести обличительную речь и удалиться. Я не удивлюсь.
Лу-Маклин пристально посмотрел на чужестранца.
— Я не собираюсь делать ничего подобного. — Он терпеливо выждал паузу.
Щупальца задрожали, и Лу-Маклин истолковал этот жест как выражение удивления, хотя это просто могло означать и удовлетворение или еще что-нибудь.
— Ты обдумаешь наше предложение?
— Если буду уверен, что это не вызовет войны. Война не способствует делу. Пропаганда — это совершенно другое. Очень важно для нормального хода торговли не творить насилия.
— Мы тоже заинтересованы в деле, — сказал Нарас Шараф.
— Вообще-то, — ответил Лу-Маклин, — я нахожу ваше предложение, при наличии определенных условий, довольно занимательным.
— Честное слово, я не ожидал… — начал Шараф.
— Такая реакция не подходит для настоящего торговца, Нарас Шараф. — Лу-Маклин был в довольно хорошем настроении и решил чуть-чуть подразнить чужестранца. — Хотя я не сомневаюсь, что для тебя было шоком узнать, что я тот самый, кого ты надеялся найти. Если бы я был на твоем месте, я бы отреагировал так же. — Лу-Маклин был величайший мастер лгать, не возбуждая подозрений.
— Но у меня нет, конечно, доступа ко всем и ко всему, — предупредил Лу-Маклин. — Я знаю кое-каких людей в правительстве. Я могу оказать влияние на некоторых их них. Одни из них сильны, другие не очень. Мне придется быть очень осторожным, работая с такими источниками информации. Мне надо будет придумать причины для их использования, которые не вызовут подозрения у тех, чье дело — контролировать эти источники. Но и сделаю для вас все от меня зависящее. Я постараюсь быть хорошим поставщиком, так же как и хорошим потребителем.
Ньюэл жестом выразил согласие, подумал с минуту и поинтересовался нерешительно:
— Не беспокоит ли тебя то, что ты становишься предателем? — Нарас Шараф все еще не мог поверить в свою удачу.
— Я не храню верности никому и ничему, — мягко сказал ему Лу-Маклин, мягко и холодно, так мягко и холодно, что даже чужестранец, который не был большим знатоком по части интонаций человеческой речи, почувствовал это. — Я держу ответ только сам перед собой. Я люблю Великие Семейства ньюэлов не больше, чем Совет Правителей или кого-нибудь еще.
Ньюэл задал важный лично для себя вопрос:
— Ты… бессемейный?
Лу-Маклин кивнул.
— В обоих смыслах этого слова: и в человеческом, и в вашем.
— Ну, это нас не касается. У нас свои предрассудки, но к тебе как к иностранцу они не имеют никакого отношения.
— Мне все равно, имеет или не имеет.
Щупальце поиграло ручкой стула.
— Ты полностью, я надеюсь, осведомлен о реакции твоих сородичей в случае раскрытия твоей деятельности?
— Это моя забота, а не твоя.
— Совершенно верно. — Веки наполовину закрыли стекловидные глаза, пока лишь зрачки не остались видны между ними.
— Ты понимаешь также, что мы будем перепроверять всю информацию, которой ты будешь нас снабжать. У нас в ОТМ достаточно возможностей для этого. Твоя правдивость всегда будет тщательно проверяться. Если мы узнаем, что ты согласился сотрудничать с нами только для того, чтобы вести двойную игру, то у нас есть многочисленные способы наказания подобной двуличности для тех, кто нарушил контракт, заключенный с Семьей. Как биоинженер я могу сказать тебе, что наши методы не всегда приятны, и человечество не способно даже вообразить их себе.
— Я никогда не нарушаю договоров, которые заключаю, Нарас Шараф, независимо от того, с кем я имею дело. Вы вольны проверять меня, как вам заблагорассудится. Даже мои ближайшие сотрудники ничего не будут знать о нашем деле.
— Почему я должен верить тебе, Кое-йес вейн Льюмаклин? — спросил чужестранец, пренебрегая учтивостью. — Если ты предашь свой народ, почему же ты не можешь так же предать и тех, кто для тебя чужой?
— Потому что мне выгодно не предавать вас, Нарас Шараф. Если вам удастся каким-либо образом на моем веку подчинить себе ОТМ, что, я не сомневаюсь, и есть ваша конечная цель, или Оришиан, или какой-нибудь еще из восьми миров, я уверен, что в них не будет достаточно опытных, квалифицированных ньюэлов для того, чтобы управлять человеческим обществом. Вам все так же будут нужны люди-операторы и люди-бюрократы.
— Через окно врывается свет и все неясное становится ясным! — воскликнул чужестранец. — Ты был бы тогда Главой Семейства, да? Прошу прощения… главой Союза Правителей?