Тот, кто придет за тобой

– К нам почти все на машинах приезжают.

– Они беседовали.

– У нас многие рыдают тут, приходится в чувство их приводить, прежде чем они образцы по каталогу начинают выбирать.

– Вот этот мужчина, – следователь Чалов, не проронивший ни слова в ходе этого женского диалога, достал из кармана пиджака снимок.

Снимок висящего в петле мертвеца. Самый первый снимок, сделанный в квартире на месте происшествия, когда они – следственно-оперативная группа – только вошли, еще ничего там не трогая, не осматривая, еще не обрезая веревки.

Реакция кассирши... Кате показалось даже, что если Чалов рассчитывал именно на такую ее реакцию, то это... это запрещенный прием в работе с очевидцами.

Ускова наклонилась над снимком, глаза ее расширились, щеки снова побледнели – любопытство, ужас... Она сразу узнала Валентина Гаврилова, несмотря на то что в его лице, как и в лице Платона Ковнацкого там, в зале с запачканным кровью полом, уже мало осталось узнаваемых черт.

– О боже...

– Так он был здесь?

– Да, да... дня за три до свадьбы мадам.

– И они беседовали с Ковнацким?

– Да, да, вдвоем... там, в кабинете.

– Но вы слышали, о чем шла речь?

– Я... нет, я не слышала.

– Но вы слышали, о чем шла речь? – повторил Чалов.

– Я... какой ужас, кто же его так... И его тоже убили, как и хозяина?

– О чем они говорили между собой? – в третий раз спросил следователь Чалов.

– Я поняла, что он знакомый Платона... Он, Платон, когда увидел его, выглядел не то чтобы удивленным, но... он сказал: «Сколько лет, сколько зим, Валя, какими судьбами?» Они сразу прошли туда, в кабинет. А я подумала, что раз он не клиент, а приятель... у меня как раз чайник вскипел, и я сделала им кофе, поставила чашки на поднос. Я услышала только несколько фраз. Этот человек, которого хозяин назвал Валей... у него был такой голос... и это так не вязалось с его обликом, таким приличным, лощеным... его костюмом... Я услышала, как он сказал: «Кто-то копается в старом дерьме... Не с твоей ли подачи, Могильщик? Не ты ли начал болтать?» А хозяин ему – «то дело прошлое» и...

– И что?

– И он распахнул дверь, а там я с подносом и чашками. И он... он взял у меня поднос. И мне пришлось уйти оттуда. А этот тип бросил мне вдогонку что-то вроде – занятный дизайн у вас тут... богатство выбора – вот что особенно впечатляет.

– В смысле?

– Он на наши образцы указывал... на гробы. И засмеялся неприятно так. Над такими вещами вообще-то не смеются, понимаете?

Глава 20 ИЗ ОКНА ТРОЛЛЕЙБУСА

– Мам, ты куда сегодня? Как всегда, на рынок и потом прогуляешься? – спросил сын по телефону утром.

И Светлана Сергеевна Дынник – в прошлом судья и член судебной Коллегии, а ныне пенсионерка – ответила: «Да, сынок».

Собралась, оделась, но не взяла с собой вороха полиэтиленовых пакетов, которые обычно напихивала в дамскую сумку, чтобы в магазине или на рынке «не платить за дурацкий мешок».

У дома на остановке она села в маршрутку, идущую на Ленинский проспект. И по пути начала прикидывать – где же в их районе ближайшая церковь?

Даже выйдя на пенсию, Светлана Сергеевна считала, что не дошла еще до той стадии, когда женщины ее возраста, ее образования, положения и круга начинают вдруг интересоваться всеми этими делами – звонить друг другу и спрашивать: «А когда родительская?», «А когда вербное?» или откровенно хвастаться: «А я, знаешь, в церковь заскочила по дороге, свечки поставила, так вот там такая энергетика...» И вообще «попы стали все сплошь молодые и образованные» и «сегодня в церкви было на удивление много народа».

Но это она считала раньше, и когда ей говорили об этом подруги – в основном вдовы, уже успевшие схоронить мужей, – она сочувственно кивала, поддакивая, а про себя думала: «Бедные, а что им остается делать?» Со своим мужем она развелась много лет назад и редко о нем вспоминала, вычеркнув эту страницу из жизни.

И другую страницу, как ей казалось, она тоже жирно зачеркнула, замазала краской. Но неожиданно запретная картинка начала проступать, и слова...

Слова, что повторяли все они...

В суде...

И не только в суде...

Он ей позвонил и сказал...

Адвокат позвонил судье...

Ростислав Ведищев – ей, Светлане Дынник, через столько лет, словно с того света.

Но он же не умирал.

Умирал-то не он.

Умерли другие...

И вот сейчас, в это утро, когда позвонил сын и когда за окном все обещало восхитительный летний день во всей своей сияющей солнечной наготе и безмятежности, Светлана Сергеевна Дынник решила отправиться в церковь.

Сколько раз ее подруги твердили, что «там становится легче» и «что-то словно отпускает».

Что отпускает?

Что отпускает там и почему?

Добравшись до Ленинского проспекта, Светлана Сергеевна дождалась троллейбуса номер 62 и, только усевшись сзади в пустом салоне, поняла, что совершила ошибку. Мысленно представив проспект, она не обнаружила там церквей. Может быть, просто не знала, потому что никогда не ходила прежде? У Первой градской больницы есть что-то похожее на часовню...