+тот кто считает

Через минуту Романо вернулся вместе с двумя мужчинами и гибкой черноволосой женщиной в пышной юбке, звенящей пришитыми к ней монетами. Романо и второй мужчина держали в руках гитары, а третий, несколько выделявшийся из этой компании простым черным нарядом и пышными усами, сжимал бубен.

– Вечер с цыганами в программе не значился, – прошептал Артур, после всего происшедшего пребывавший в отличном настроении.

Дверь на террасу было открыта, и через нее в комнату проникали темно-синие сумерки, запах прелой листвы и прохлада близкого моря. Но в доме было тепло – горел огромный камин, и красные отсветы ложились на лица сидевших в креслах людей, выхватывая из темноты то ружья на стенах, то древний манускрипт на столе, то металлический крест странной формы на стене – распятие, якорь и сердце. Вера, надежда, любовь...

Романо провел руками по струнам, задал ритм, сразу в унисон зазвучала гитара его друга, бубен в руках третьего поддержал ее, и… возникла мелодия. Девушка, распустив вьющиеся волосы, начала неспешный чувственный танец:

Луна в жасминовой шали
Явилась в кузню к цыганам.
И смотрит, смотрит ребенок,
И смутен взгляд мальчугана.
Луна закинула руки
И дразнит ветер полночный
Своей оловянной грудью,
Бесстыдной и непорочной.

Ветер доносил запахи пряных трав, пение цикад и запах дыма от далекого костра. А Романо, превратившийся в пылкого юношу, молил:

– Луна, луна моя, скройся!
Если вернутся цыгане,
Они возьмут твое сердце
И серебра начеканят.

Женский голос, в котором перемешались забота и боль, любовь и печаль, отвечал ему:

– Не бойся, мальчик, не бойся,
Взгляни, хорош ли мой танец!
Когда вернутся цыгане,
Ты будешь спать и не встанешь.

Теперь это был даже не танец, не фламенко, а что-то языческое, свободное и пронзительное, в чем угадывались ночные озера и черные быки, розовые птицы, море, белые лошади и смуглые люди, живущие не разумом, а страстями… И в этом ритме любили друг друга и спорили два голоса:

– Луна, луна моя, скройся!
Мне конь почудился дальний…
– Не трогай, мальчик, не трогай
Моей прохлады крахмальной!

Романо пел, закрыв глаза, все быстрее лаская струны, силуэт девушки на стене превратился в сумасшедший театр теней, и это был уже не Лорка, а то древнее, откуда черпал он темы для своих цыганский баллад.

Летит по дороге всадник
И бьет в барабан округи.
На ледяной наковальне
Сложены детские руки.

Ритм сменился, став тревожным и быстрым. Как будто печатали торопливую дробь по гулкой ночной дороге подкованные кони.

Прикрыв горделиво веки,
Покачиваясь в тумане,
Из-за олив выходят
Бронза и сон – цыгане.

Песня странным образом переплеталась со всем этим вечером, со словами Антуана, с дорогами конкистадоров, упрямо вгрызавшихся в другие миры, и с древним талисманом, когда-то на другом краю земли отражавшим сполохи такого же огня…

Вскрикнули в кузне цыгане,
Эхо проплакало в чаще…
А ветры пели и пели
За упокой уходящих…

* * *

Вернувшись в отель, все собрались на террасе, чтобы обсудить прошедший день. Ночной портье принес большие оплывшие свечи и расставил их по периметру деревянного настила. Теперь они сидели на освещенном подрагивающими огоньками островке посреди темного озера – воды было не разглядеть, но легкий плеск под ногами напоминал о ней. Не хотелось спугнуть гипнотическую магию вечера. На столе лежала копия зашифрованного письма, и Саймон рассеянно крутил по ней вырезанный из бумаги трафарет, точно повторяющий серебряную пластину.

– Забавно. Я думаю, Антуан специально пригласил цыган, – сказала Сэнди.

– А этот, усатый, с бубном – колоритный тип, – в тон ей продолжила Николь. – Вы заметили, он куда-то исчез задолго до того, как ушли остальные.

– Я тоже обратил внимание, – поддержал Артур. – Но в бубен он бил виртуозно...

– А мне он кого-то очень напомнил... – сказала Сэнди. – Как будто я его уже где-то видела.

– Сэнди, ты опять за свое, – улыбнулась Николь. – Так мы скоро начнем подозревать каждого встречного.

– Интересный вечер, – согласился с остальными Лео. – Цыганка удивительно танцевала, такая страсть и пластика… Я сделал несколько снимков, правда, было темно, а со вспышкой снимать не хотелось… Как бы то ни было, – заключил он, – а с Антуаном нам очень повезло. Иначе как огромным везением наши сегодняшние приобретения не назовешь.