+ тот кто считает

Клаус помолчал, потом будто стряхнул оцепенение, и, вернув талисман Леонарду, вновь водрузил на нос очки.

– Саймон переслал мне копию карты… Город, как вы понимаете, сильно изменился за пять столетий, и определить, какой район изображен на вашей карте, было не так просто. Но возможно… На карте отмечен дом, в котором Писарро жил, принимал своих подчиненных, использовал его, как принято сейчас выражаться, в качестве офиса. Это не так далеко отсюда, вон там, – Клаус кивнул за окно вниз, на расстилавшийся у подножья горы город. – Дело только в том, что того дома, конечно, уже нет… Город же почти целиком выгорел около двухсот лет назад, и отстроен едва ли не заново… А в том, что сохранилось от прежнего фундамента, копалось такое количество искателей сокровищ всех мастей, что, если там и была спрятана хотя бы булавочная головка, ее уже сто раз нашли. Место это я, конечно, могу вам показать.

– Спасибо, – сказал Лео, не скрывая разочарования.

– Мы с Саймоном очень дружили в университете, да и тема мне чрезвычайно интересна, – сказал Клаус. – Так что при любой необходимости обращайтесь без колебаний. А пока, – добавил он, с улыбкой оглядев измотанные непривычным высокогорным климатом лица собравшихся, – позвольте один совет: пейте больше чая с кокой, его дают здесь в любом месте, если попросить. Это не волшебное зелье и не наркотик, так что мгновенного эффекта не ждите, но от гипоксии в первые дни помогает, и дышать вам станет легче.

У дверей ресторана Клаус распрощался с новыми знакомыми, которых ждал в машине немногословный Мигель. Несмотря на потрясающий вид, открывавшийся с горы на вечерний Кито, переливавшийся внизу тысячами огней, никому не хотелось задерживаться здесь. На этой высоте с непривычки нещадно шумело в голове и закладывало уши, казалось, что если хоть чуть-чуть спуститься, станет легче дышать.

Старая часть Кито, по которой ехала машина, была во многом похожа на центр любого провинциального, небогатого южного европейского города, основанного примерно в шестнадцатом веке – те же двух-трехэтажные особнячки, та же булыжная мостовая, те же часовни, возвышающиеся над черепичными крышами. Одновременно город действительно походил на хорошо знакомый Сэнди и Артуру Сан-Франциско – многие улицы расходились от площадей вверх и вниз под углом в сорок пять градусов. Местные жители проворно спускались и поднимались по мостовой, не замечая ни крутого подъема, ни разреженного высокогорного воздуха. Только их внешность разительно отличалась от европейской, да полупрозрачный туман делал очертания вечерних улиц мягче и загадочнее.

Они ехали по мощеной булыжником улице мимо уходивших круто вверх светлых фасадов невысоких зданий – в центре Кито многоэтажек не было. Повсюду попадались христианские символы – то фигура ангела, то статуя какого-нибудь особо почитаемого святого, колокольни, церкви – Кито оказался городом набожным. Многие лики имели явно индейские черты – то ли это были местные святые, действительно имевшие индейские корни, то ли незадачливый скульптор изображал святых в меру своего представления о гармоничной внешности.

– Вы посмотрите, по какой улице едем! – внезапно воскликнула Николь.

– «De los Conquistadores», – прочитала на табличке Сэнди и удивленно глянула на остальных.

– Ну, видимо, идем верным путем! – усмехнулся Артур. – Этак с вами начнешь верить в мистические совпадения.

Вскоре машина остановилась у отеля.

– Вот и замечательно, – сказал Артур, – будем считать, что с местными обычаями мы познакомились, город посмотрели, можно забыться сном.

Однако сделать это оказалось сложнее, чем он надеялся. Николь и Сэнди, утомленные событиями последних дней, заснули быстро, а вот мужскому организму, видимо, труднее было адаптироваться к высокогорному давлению. Артур и Лео проваливались в сон, сознание отключалось, и сердце начинало пропускать каждый третий удар. Ощущение было такое, будто тебя погрузили под воду, и воздуха катастрофически не хватает, ты пытаешься вырваться на поверхность, рискуя захлебнуться, хватаешь ртом воздух, судорожно выныриваешь и… просыпаешься. Садишься на кровать, потом выходишь на галерею, пытаешься продышаться, чувствуешь, что глаза слипаются, ложишься вновь, отключаешься, и все повторяется опять. Ночь не принесла облегчения, а измотала.

* * *