— Да будет тебе! Ну тя к монахам! Какая женщина против разбойника устоит?
— Верно, никакая. Только вы! Баобабистая соседка немного подняла настроение Хромова.
— Да хватит балаболить-то!
Соседка сделала вид, что обижена, а сама запыхтела от удовольствия, когда сосед, немного дурачась, полез к ней обниматься.
— Во, слышь-ка! Опять кто-то у тебя в доме топает! — заволновалась она, разворачивая ухо к окну и легко, как табурет, отодвигая несерьезного кавалера в сторону.
— Да показалось, теть Дуся! Какой дурак там сидеть будет?! Ты лучше толком скажи: что он вынес из дома? — Валера перестал смеяться. Держа руки в карманах, он теперь то и дело поглядывая на свой дом через кухонное окно.
— А не знаю, Валерик. Назад мазурик при мне не лез. Знаешь, он на пьянчужку не похож. Куртка у него богатая, толстая, и штаны хороши: как у тебя, с запасом. В доме не шумел. А может, он поспать к тебе забрался? — говорила она, честно соорудив на лбу толстенную морщину настоящего умственного напряжения. — Я ведь двери на все запоры закрывала да еще специально шкафом гремела, чтобы ко мне не сунулся. Свет в кухне включила, а сама из комнаты в щелочку следила. Часа два следила, а когда солнце вышло, спать легла с топориком: умаялась сторожить-то!
— Так он в самом деле, может, сейчас спит там! — хохотнул Хромов.
— Во-во, иди, парень, и устрой ему, фармазону, чтобы по чужим домам не шастал по ночам. Тебе топорик туристский дать?
— У меня там свой есть! Ты, теть Дуся, что-то чересчур воинственно настроена. Убить человека ради старенького приемника, магнитофона и телевизора?! — вновь перешел на шутливый тон Хромов.
— Батюшки! — всплеснула руками тетка. — На миллион добра! Что я тебе говорила? Не держи на даче ценностей: только соль и крупа, крупа и соль! Ой, беда, беда! Такие деньжищи умыкнули!
— Да ерунда это все! — улыбнулся Валерий Николаевич, помятуя о сегодняшнем своем тревожном открытии. — Барахло!
— Барахло? Это миллион-то барахло? — насупившаяся хозяйка едва сдерживала клокочущие в ее душе слова и чувства в адрес этого симпатичного парня, но, как оказалось, абсолютно безнадежного дурака. — Ну, возьмешь топор-то, балабол? На тогда блин!
Хромов неохотно, скорее ради примирения, взял из тарелки блин и вразвалочку пошел к дому, на всякий случай сжав в кулаке связку ключей.
Веранда была открыта: замок свободно болтался в зазоре. Валерий Николаевич остановился перед дверью в дом и пощупал ключ на притолоке. Ключа там не оказалось. «Ишь, какой сообразительный!» — удивился Хромов, толкая дверь, которая с тоненьким скрипом открылась.
Вор или тот, кто влезал ночью в дом, на славу похозяйничал: разрубил табурет, вероятно, собираясь растопить печь, но потом, видимо, передумал или испугался. В топке лежало несколько чуть тронутых огнем деревяшек. На кухонном столе лежала пустая бутылка «Московской» и опорожненная на две трети банка мясных консервов. Из дома исчезли приемник, магнитофон и еще кое-какая мелочь. Ура! Телевизор стоял на месте…
— О! — невольно вскрикнул Валерий Николаевич, увидев сидящего на кровати в глубине маленькой комнаты человека. Он хотел уже грозно крикнуть что-нибудь соответствующее ситуации, но вдруг замер. Замер, потому что узнал сидящего на кровати. — А ты что здесь делаешь? Вот так вор! Ты зачем сюда приехал и как ты сюда…
— Не трать слов, Валерий Николаевич. Надеюсь, ты не думаешь, что это я обшмонал твои хоромы? — спросил Хромова человек, руки которого были спрятаны в карманы кожаной куртки. Он исподлобья смотрел на Хромова и выжидательно улыбался. — Слушай, откуда у тебя это барахло? Зачем оно тебе? У тебя что, денег не хватает? Я тут посмотрел — живешь, как пенсионер: мебель — фанера, техника — как в доме престарелых. Деньги куда деваешь? В чулок складываешь, что ли?
— Как ты сюда проник? И зачем? — Хромов немного побледнел. Он все еще никак не мог прийти в себя после этой неожиданной встречи.
— Как проник… Через окно. У тебя окно открыто… Слушай, Хромов, тебе что, «папа» совсем ничего не отстегивает, даже никаких крох от него не перепадает? Ты же его правая рука! Ты же его мозговой центр!
— Какие крохи? Что он мне отстегивать-то должен? — вопросы визитера начинали раздражать Валерия Николаевича.