— А вот и Андрей, — ласково сказал мужчина, медленно усаживаясь на диване и при этом не снимая с себя одеяло. — Видишь, приболел твой гость немного. Кости, понимаешь, ломит.
— Кто вы? Где мой отец?
— Твой папа убежал куда-то. Наверное, тебя искать. Такой чудак: выпрыгнул из окна и помчался в лес. Ну не смотри на меня так, парень! Тебе не нравится, что я взял твое одеяло? Извини, болею. Ты думаешь, наверное, что я здесь делаю, да?
— Да.
— Я работаю вместе с твоей мамой, Еленой Максимовной. Она попросила нас — меня и моих подчиненных — охранять тебя. Ты, наверное, знаешь, что в нашем деле всякое бывает: случается, что и детей похищают. Для чего? Для того, чтобы кому-нибудь отомстить или склонить к противозаконным действиям. У твоей матери на работе возникли проблемы, и она боялась за тебя. А что касается твоего отца, то вышла неувязка: мои коллеги думали, что он и есть похититель, потому и гнались за вами на станции, ну и немножко побили твоего отца. В лицо-то мы его не знали! Представь себе: выскакивает из-под железнодорожной платформы какой-то человек и хватает нашего мальчика, а потом бежит вместе с ним наперерез поезду. Что мои люди должны были при этом думать?! Что папа так встречает своего сыночка? Да что ты так трясешься-то! Не бойся, я тебя не съем!
— Я не боюсь, — тихо сказал мальчик. — Что с папой?
— Я же сказал: бегает где-то. Мои подчиненные пошли искать его, чудака такого… Слушай, Андрей, если ты не возражаешь, я сделаю себе укольчик и посплю немного, а ты пойди в кухню: там на сковороде мясо. Наверное, проголодался?
— Нет. Я не хочу есть, — сказал мальчик, кажется, начиная верить этому большому человеку с веселыми глазами. — А вы главный у… них?
— Главный, главный. Я тебя, парень, в обиду не дам, — подмигнул он Андрею, делая себе укол в руку шприцем, который он ловким движением извлек из внутреннего кармана пиджака. — Вот теперь посплю. Только ты, Андрюха, не убегай больше, а то мало ли что случится, — он широко зевнул и добавил: — А папа твой скоро вернется: набегается и вернется. Это точно.
Когда человек отвернулся к стене и затих, Андрей неожиданно для себя успокоился. Все, что говорил этот «главный», было очень правдоподобно. И потом, он знал, как зовут мать Андрея!
На улице стояла почти африканская жара. Солнце пекло нестерпимо, загнав в кровати и гамаки тех немногочисленных дачников, которые отважились сегодня подставлять себя немилосердному ультрафиолету. Андрей выглянул в окно.
«Может, пойти искупаться?» — подумал он.
Половцев стоял на раскаленном железном понтоне и пытался отвязать одну из лодок.
В качестве весла он уже приготовил для себя обгорелую с одной стороны доску. На озере был мертвый штиль.
Развязывая узел, литератор то и дело оборачивался и смотрел на склон: не спускается ли кто-нибудь из лагерного начальства?
Внезапно Половцев спиной почувствовал, что кто-то приближается к нему со стороны лесных зарослей, расположенных левее по берегу. Посчитав, что лодку ему уже не успеть отвязать до того момента, как человек подойдет к нему, литератор внутренне собрался и стал готовиться к встрече.
Шагов не было слышно, но Половцев почему-то не сомневался, что этот кто-то стремительно приближается к нему. Ему не было страшно: он просто рассчитывал, как, в каком месте схватить припасенную доску, чтобы не потерять равновесие…
— Любезный, вы что там делаете? — услышал Половцев звонкий и очень знакомый голос.
«Как что делаю? Лодку ворую!» — собирался равнодушным тоном ответить литератор, но ничего, кроме нечленораздельного скрипа, из этого не получилось.
— Як вам обращаюсь! — человек уже прыгал по мосткам.
Медленно развернувшись, Половцев взял в руки доску за обгорелый край. Он узнал Валька, того самого, которого уже однажды остановил сосновой дубиной на опушке возле оврага.
— Ну вы даете, господин литератор! Вы что же, серьезно хотите меня убить? — лейтенант шел к Половцеву, миролюбиво разводя руки и всем своим видом показывая, что у него самые невинные намерения.
Стояла тридцатиградусная жара, а на лейтенанте был его красивый шелковый пиджак. Лейтенант терпел жару, в пиджаке. «Зачем? — недоумевал Половцев. — Может, он хочет подчеркнуть, что даже тут, на озере, он на работе, а, может, ему жаль расставаться с модной тряпкой?» Литератору просто не приходило в голову, что под мышкой у этого модного парня может быть табельное оружие.
— Стой! — испытывая резкую боль, выдавил из себя Половцев, и из его глаз хлынули слезы, словно в отместку за такое насилие над речевым аппаратом.
— А я и стою! — лейтенант остановился, с улыбкой глядя на литератора, который угрожающе замер с доской в руках.
— Стой, стой! — раздался чей-то злорадный голос с берега. — Стой, голубчик! Сейчас, сейчас!
Половцев опустил доску. С берега, мелко семеня по железу понтона и стараясь не потерять равновесие, к ним приближался какой-то старик. В одной руке старик держал толстое бамбуковое колено от удочки, а в кулаке другой сжимал что-то круглое. Вид старика был весьма угрожающим.