Тот, кто стоит за спиной

— Куда? Поеду домой, буду жить дальше…

— А ваш лазер? Будете совершенствовать конструкцию? — Хромов с улыбкой смотрел на сидящего рядом Солнцева.

— Да пошел он! Если из-за него уже столько копий сломано и столько народу угроблено, то будет лучше для всех плюнуть на эту затею, а оставшиеся бумажки сжечь! А то ведь набегут засранцы со своими миллионами, наштампуют этих «игрушек» и начнут поджаривать направо и налево! — с чувством ответил физик. Он уже полностью пришел в себя и был готов к бурной деятельности на любой сколь-нибудь заметной ниве.

— А как же научный прогресс? Ведь мысль, ее не остановишь?

— А ну его в задницу, этот ваш прогресс! Кому он нужен? Трудящимся? Да трудящихся он только калечит! Что мы с вами с него имеем? Скажете, самолеты, телевизоры да пилюли для похудения? А я вам так скажу: трубы мы имеем, трубы крематориев, в которых горим давным-давно синим пламенем. Что ни изобрети, все против нас же самих и оборачивается! Тот же автомобиль, что он дал? Свободу и скорость передвижения? Животы толстые с гиподинамией одним и гробы фанерные другим — вот что он дал, да еще иллюзию, что мир за спину летит. А мир-то стоит, где стоял. Это мы, как крысы в общественной столовой, мечемся… Разве не так?

— Может, и так, — задумчиво произнес Валерий Николаевич и улыбнулся.

— Ну а вы куда, на небеса? Или к себе на службу, лямку тянуть?

— На небеса, — усмехнувшись, ответил Хромов и весело прищурился.

— А если серьезно?

— Если серьезно… Жены у меня больше нет, да и не было, наверное. А служба моя… О ней лучше не вспоминать! Так что…

* * *

Они ехали в Васкелово. Справа от них мелькали корпуса пионерского лагеря.

— Ой, вот наша дача! — крикнул мальчик.

— Командуй, парень! Где сворачивать будем? — обернулся к Андрею здоровяк.

«Рафик» остановился у изгороди. Солнцев и Хромов вынесли из автомобиля носилки с литератором и понесли их в дом вслед за мальчиком.

Половцева уложили на диван и накрыли его старым шерстяным одеялом в клетку.

— Может быть, папу лучше отвезти в больницу? — робко спросил «медицинских работников» Андрей.

— Зачем в больницу? Руку я ему перевязал. Рассечение над глазом в норме. Челюсть у него, конечно, припухла, даже отекла, но, самое главное, — цела. К вечеру отек рассосется. Есть хочешь?

— Нет, — сказал мальчик и опустил голову.

— Ну и зря! — бодро сказал Солнцев. — Вот что, мы тут у тебя на кухне минут двадцать похозяйничаем и отвалим. Хлеб есть?

— Не знаю…

— Ладно, иди отдыхай, — сказал Хромов. — Есть мы тебя позовем. Да, и вот еще что… — Валерий Николаевич мягко положил свою тяжелую руку мальчику на плечо. — Мы обо всем, что было с тобой и твоим папой, знаем. Только ты, пожалуйста, не спрашивай нас ни о чем, ладно?

— Ладно… А откуда вы все знаете?

— Ну вот, мы же договорились. И еще, последнее: папу ты тоже ни о чем не спрашивай, так для него будет лучше… и для тебя. Понял? — здоровяк смотрел смеющимися глазами на Андрея.

— Понял, — тяжело вздохнул Андрей. — Так, конечно, будет лучше…

* * *

Солнце уже ослепительно лезло во все щели.

Тревожно прислушиваясь к себе, Половцев смотрел в потолок, по которому ползли солнечные зайчики. Какой ужасный сон приснился ему! Но, может быть, это был не сон?

ЭТО был не сон?!

От такой мысли на лбу у литератора выступила испарина. «Сегодня должен приехать Андрей! А что же я тогда лежу? — лихорадочно вспоминал он. — Или парень уже приезжал… вчера? И его… и его… Почему я здесь, на даче? А, может быть… Стоп!»

Усилием воли Половцев, как омерзительного гада, раздавил в себе эту мысль. Раздавил и прислушался.

В кухне кто-то двигал посудой. Бац! Кажется, ложка упала! Нет, вилка! А вот это эмалированная кружка! «Да кто ж там орудует?» — подумал литератор и провел языком по сухим и горячим от волнения губам. Лицо у Половцева пылало, а сердце ухало в груди, как фабричный молот, грозя проломить ноющие ребра.

— Андрей! — дрожащим голосом робко позвал Половцев и весь сжался, закрыв от волнения глаза.

Из кухни послышались легкие шаги. «Это его шаги!» — от головы до пяток Половцева пронзила острая, как игла, радость.

— Ну и здоров же ты спать! — Андрей стоял в дверях и с улыбкой смотрел на отца. В руках у него была сковорода с жареным картофелем, который пах, ей-богу, пах настоящим жареным картофелем. — Вставай, хватит барсучить. Сосед уже на середине озера. Наших лещей вылавливает, — устало улыбаясь, мальчик произнес все те фразы, что обычно шутливо употреблял сам Половцев. В первый раз он так по-взрослому говорил с отцом.

И Половцева прорвало.

— Слушай, Андрюха, а мне тут такая ерунда приснилась, ну просто я не могу! — быстро затараторил литератор, пытаясь удержать свой вдруг переставший подчиняться ему голос, который то и дело срывался на фальцет. Половцев в диком темпе пытался сказать сыну все, что хотел сказать. При этом он глотал буквы, слоги и даже целые слова. Речь его была несуразна, чудовищна, даже безумна. И при этом он, как безнадежно больной человек, как последний идиот из психушки, улыбался, улыбался, улыбался, растягивая губы до самых мочек ушей, наконец осознав, что такое дикий телячий восторг.