Читаем Тот, кто убил лань полностью

— Но кони добрее, чем люди, — продолжал он затем, — они не мстят тому, кто одержал над ними благородную победу. И случай с Хаса подтвердил это. Когда Смыр Шахан, пожелав скрасить своему пострадавшему другу тягостные дни, взял его как-то с собой на скачки и подвел к скакуну, одержавшему в тот день новую победу, — грустные глаза Хаса заблестели, и он ласково заржал, как бы приветствуя молодого коня...

— Ты сказал, что он был конем-героем, Арслан, — напомнил один из стариков.

— Да, да! — с живостью подхватил Шармат Арслан. — К этому-то я и клоню свою речь.

Он замолчал, охваченный воспоминаниями.

— В тот год съехалось много гостей, — продолжал он. — Они привели лучших коней из Джигетии, Кабарды, Карачая, из Мегрелии и других земель. Привели своих скакунов и черкесские князья Атажуковы. Было объявлено соревнование на быстроту и выносливость.

В те дни у перса Яхья гостил мальчик, его племянник из Аджамстана, Самат. Этот мальчишка, как говорил сам Яхья, уже тогда слыл в Аджамстане отличным наездником. Он-то и стал упрашивать дядю, а тот — своего тестя Смыр Шахана, чтобы дал Хаса, — так хотелось ему участвовать в соревновании. Смыр Шахан долго колебался, но об этом же стала просить и дочь Куейза. И Смыр Шахан в конце концов внял просьбам.

А Хаса, словно предчувствуя недоброе, не подпускал к себе Самата и примирился с ним лишь после того, как накануне скачек хозяин, приласкав коня, своими руками посадил мальчишку в седло... Да, сам, своими руками!.. Мог ли он предвидеть, какое испытание пошлет судьба его любимцу в тот день?

До сих пор Хаса не видел от людей ничего, кроме добра и ласки, и только иногда справедливую строгость. Но в тот день он испытал на себе их коварство и злобу.

С самого начала Самат стал сдерживать стремительный бег Хаса. Можно было подумать, что наездник хочет сберечь силы коня, чтобы к концу скачек не устало его сердце, не ослабли ноги. Но Самат вовсе не тем был озабочен — он заставил Хаса свернуть с дороги к ближнему лесу. Навстречу выскочило несколько здоровенных молодцов; закрыв лица башлыками, они схватили коня под уздцы. Мальчишку тут же сбросили с седла, а Хаса крепко привязали к стволу могучего дуба.

Вскоре до его ушей донесся цокот копыт. Хаса встрепенулся всем сильным телом, рванул привязь, но не сорвался, а лишь поранил уздечкою губы.

Люди в башлыках замахали руками, закричали что-то Самату. Мальчишка ударил коня хлыстом. Это был для Хаса первый удар в его жизни. Конь пронзительно заржал, и тогда люди стали совать ему в рот бышлыки.

Хаса отчаянно мотал головой, стараясь укусить врагов, бил их хвостом, старался лягнуть. Он словно обезумел. Глаза налились кровью, с губ срывались клочья пены. Люди отскочили в стороны.

Один из них бросил Самату тугой кошелек и крикнул:

"Это тебе второй. Третий ты получишь после того, как вернешься на скачки и скажешь, что Хаса сбросил тебя с седла. А если не скажешь, вырежем твое продажное сердце. Ступай!"

Мальчишка поднял с земли кошелек и поплелся к дороге.

А в это время Хаса перекусил ремень привязи.

"Пусть бежит! — засмеялись люди в башлыках. — У него нет крыльев, чтобы догнать теперь даже самого отставшего из коней".

Но они рано торжествовали. Как молния пронесся Хаса мимо селений Пацкир, Амткел, Азант и дальше — в Багада, Лата... Дивясь его бегу, крестьяне восклицали: "Это арашь! Да, да, это сам арашь!"

Старая наша пословица говорит: "От великой беды человек часто лишается сил, но от великой ярости его силы удваиваются". Это относится не только к людям.

Очутившись на дороге, Хаса почувствовал прилив свежих сил и уже в ближайшем к лесу селении Цабал опередил коня, шедшего позади всех. Потом он обогнал еще троих. И, наконец, в Коначхирском ущелье он настиг коня черкесского князя Атажукова. Обогнав его, Хаса понесся в село Багада и вырвался на просторное поле Дал.

Увидев коня, толпа всколыхнулась. Раздались восторженные возгласы: "Хаса! Хаса! Наш Хаса!" А Хаса все летел и летел, оглашая поле тревожным ржанием. На нем ее было наездника. Это всех обеспокоило.

Хаса пришел первым, но, возбужденный бешеной скачкой, еще долго кружил по полю...

Смыр Шахан подбежал к любимому коню и взял его под уздцы. Хаса остановился, тяжело вздохнул и уткнулся мордой в плечо хозяина...

Шармат Арслан помолчал, раскуривая погасшую трубку.

— Ну, а что же мальчишка? — спросил Лагустан. — Пришел он в Дал?

Шармат Арслан презрительно усмехнулся;

— Мальчишка? Хм... Он шел, чтобы солгать, но когда увидел, как народ, собравшийся в Дале, приветствует Хаса-победителя, стыд опалил его сердце. И он швырнул кошелек с деньгами, повалился в ноги Смыр Шахану и рассказал всю правду. Когда мальчишка умолк, Смыр Шахан сказал: "Жаль мне тебя! Ты, человек, продал за деньги свою честь, свое достоинство и опозорил себя. А Хаса отважно вышел победителем из посланного ему судьбой испытания. Немного же ты стоишь, если учиться благородству и мужеству тебе приходится у коня".

— Вот и вся история, — сказал Шармат Арслан.



Молчанка.

Перевод С. Трегуба

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука