Командир сразу проснулся. Он вскочил и подбежал к Чанагву.
Отряд оказался красным.
Девочка из Отхары.
Перевод С. Трегуба
В штаб истребительного батальона прибежала девочка.
— Возьмите меня в ополчение, — взмолилась она, — возьмите, товарищ командир!
— Постой, — удивленно сказал один из бойцов, отхарец Кязим. — Ведь ты же Шасия, внучка Шааба? Ты ведь школьница?
— Школьница, — подтвердила девочка. — Прошу, возьмите меня в ополчение.
— А сколько тебе лет? — спросил командир батальона, внимательно разглядывая ее.
— Двенадцать, — ответила Шасия. — Я уже большая.
— А ты помнишь,, — медленно произнес командир, — что написано на плакате, который висит на дверях вашей школы?
— Помню, — сказала она упавшим голосом.
— Так что там написано?
— "Героизм школьника — в его отличной учебе", — робко выговорила девочка.
— А ты знаешь, чьи это слова?
— Знаю, — сказала она. — Великого Ленина. Но, товарищ командир, — твердо отчеканила она, — я не могу оставаться дома. В нашей семье нет мужчин, которые могли бы пойти воевать. Дедушка стар. Прошу вас, примите меня.
— Нет, — решительно ответил командир. — У нас и без тебя найдутся воины, чтобы защищать родину. Ты иди и учись. Учись отлично. В этом и будет твой героизм.
Тут к командиру обратились ожидавшие его люди, и все забыли про девочку. Она постояла еще немного и, опустив голову, незаметно ушла.
...Ранним утром Шасия несла еду своему дедушке — колхозному пастуху Шаабу: он пас скот в горах.
За выступом скалы она вдруг столкнулась с тремя незнакомыми людьми: все они были в солдатских шинелях.
— Ты куда, девочка? — спросил старший, загородив ей путь. Он говорил по-русски. Выражение тревоги скользнуло по его лицу, и Шасия это заметила.
— К дедушке, — ответила она. — В горы.
— А где дед? Зачем он там?
— Он пастух, — сказала Шасия. — Пасет колхозный скот.
— А где ваш колхоз? — спросил ее старший — Ты не бойся, мы из Красной Армии. Наша часть стоит далеко отсюда, эти места нам не знакомы.
Девочка насторожилась. "Не бойся", — повторила она про себя и подумала: "Тут что-то неладное".
— Село наше там... — указала она рукой в сторону гор. — Там все люди. А дедушка в горах один.
— Один? — недоверчиво переспросил старший.
— Совсем один! — зазвенел ее голос.
— Ты нас к нему проведи. Он любит хороший табак?
— Любит, — сказала Шасия. — У него как раз табак кончился.
— Мы его угостим, показывай дорогу, идем!
— Идемте. — И Шасия двинулась вперед. Быстрым шагом шла она в сторону села. Ее худенькие ноги мелькали на поворотах тропинки, и трое взрослых едва поспевали за ней. Девочка выбирала узкие, окольные тропы, стараясь подойти к селу с той стороны, где к нему примыкал густой лес.
Около двух километров прошли они молча. Но когда на опушке снова показались скалы, люди явно забеспокоились.
— Подожди, девочка, стой! — крикнул один из них. — Ведь вон же видно село! — Мы обойдем его сейчас, — сказала Шасия. — Здесь плешь, а дальше дорога пойдет опять лесом.
— Ну посмотрим! — успокоился солдат.
Но за одним из поворотов Шасия метнулась в сторону и бросилась бежать. Ее не остановил раздавшийся позади выстрел: пуля только слегка задела плечо. В несколько минут девочка достигла здания сельсовета.
— Скорей, скорей! — торопила она командира. — Привела, привела! Там, в лесу! — И она указывала рукой в ту сторону, где оставила незнакомых людей.
Бойцы истребительного батальона задержали вражеских разведчиков.
Говорят, ты стар.
Перевод С. Трегуба
Только один перевал отделял гитлеровцев от абхазского селения, расположенного высоко в горах.
На маленькой площадке у сельсовета группами сидели люди, пришедшие сюда, чтобы вступить в народное ополчение. Среди них был стотридцатилетний старик Абгадж Смил, высокий, сухой, весь обвешанный патронташами, с кинжалом за поясом, в руках он держал старинное охотничье ружье.
— Ты куда, Смил, собрался? Тоже на войну? — посмеивалась молодежь.
Старик молча обвел всех взглядом.
— Туда же, куда и вы, — сказал он. — Думаете, не гожусь? Не попаду в цель?
— Не в том дело, Смил! Тебя врачебная комиссия не пропустит.
— А почему, думаете, не пропустит? Из-за моих лет? Стар, мол, я?
— Не-ет! — засмеялся один из шутников. — Кто говорит, что ты стар? Только скажут, что грудь у тебя узка. Узкогрудых врачи не берут!
— Как — грудь узка? — насторожено переспросил Смил и всерьез ощупал свою грудь. — Ну и пусть узка! — решительно сказал он. — Ничего! Хватит места и для пули, и для наград.
И он пошел в сельсовет, где был штаб ополчения.
Старого Смила так и не зачислили в истребительный батальон. Ему вежливо разъяснили, что в его годы воевать трудно.
Печальный стоял он на террасе сельсовета.
— Что, Смил, не приняли? — пряча улыбку, спрашивали его знакомые.
— Да... стар! Говорят, сиди дома. Ни к чему не годен.
— Почему ни к чему? Ты наш лучший певец, лучший игрок на апхярце. Сиди на солнышке, грей старые кости и славь героев! На войне ты будешь только мешать.
— Мешать? — переспросил Смил. — Ну посмотрим. И, не проронив больше ни слова, он пошел по дороге и скрылся за ближней скалой.