Тот, кто убил лань

Не так давно я испытал такое чувство в поезде, приближавшем меня к родной Абхазии. Глядя из окна вагона на раскинувшееся внизу море, всматриваясь в снежные,, вершины гор, сверкающие в лучах солнца, восхищаясь сказочным великолепием пышной субтропической флоры там, где раньше расстилались болота, я невольно задумался о прошлом моего родного края и предвкушал радость встречи с близкими и друзьями.

Приехав в Сухуми и сняв номер в гостинице "Абхазия", я наскоро переоделся и с радостным чувством отправился бродить по городу, как-то по-новому воспринимая все, что видел здесь прежде. Мое внимание привлекла многолюдная толпа перед ярко освещенным новым зданием летнего театра Абхазской государственной филармонии. Я узнал, что сегодня здесь состоится концерт в ознаменование 150-летия со дня рождения композитора Шумана, праздновавшегося по всей стране, и решил побывать на этом концерте.

Просторный зал был переполнен. Симфонический оркестр в составе шестидесяти музыкантов занял всю сцену. После вступительного слова музыковеда — чернобровой абхазской девушки, рассказавшей о жизни и творчестве великого композитора, на сцене появился дирижер. Его встретили шумными аплодисментами, долго не смолкавшими и после того, как он взял с пюпитра свою дирижерскую палочку. Он был совсем молод, этот дирижер. Его стройную юношескую фигуру ловко облегал черный фрак. Он сразу располагал к себе одухотворенным смуглым лицом с сияющими черными глазами. Мне показалось, что я где-то видел его раньше.

Молодой дирижер вел оркестр мастерски, обнаруживая тонкое толкование музыки и талантливую нюансировку, а я напряженно старался припомнить, где и когда встречался с ним.

Оркестр смолк. Снова раздались аплодисменты. Когда дирижер повернулся лицом к публике, чтобы раскланяться, я наконец вспомнил... Передо мной всплыло другое лицо — лицо человека, которого я хорошо знал и посещал всякий раз, приезжая в Сухуми. Это был венгр по национальности — Константин Ковач, собиратель абхазского музыкального фольклора, энтузиаст, записавший на ноты более двухсот народных мелодий. Его имя неразрывно связано с искусством моего народа.

Навестив Ковача в последний раз, я застал у него худощавого мальчика с живыми черными глазами. При моем появлении он тотчас же хотел уйти, но хозяин, остановив его, сказал:

— Познакомьтесь, этот мальчик — мой юный дружок Нури. Еще в позапрошлом году он пас овец за Рицей, потом был в детдоме, а теперь учится в музыкальной школе и мечтает посвятить себя музыке. Мальчик весьма одаренный!..

— На каком инструменте ты учишься играть, Нури? — спросил я.

— Пока на скрипке...

— О-о! — громко рассмеявшись, воскликнул Ковач. — Вы еще не знаете, как далеко заходят его мечты! — И привел известный афоризм: "Далеко ходят корабли афинян, а еще дальше их мысли".

Ковач продолжал:

— Когда я встретился с Нури в первый раз, он сразу же заявил, что хочет научиться играть решительно на всех инструментах для того, чтобы, как он сказал, махать палочкой, стоя перед музыкантами...

Я сдержанно улыбнулся:

— Значит, ты хочешь стать дирижером?

Нури, смутившись, помолчал, а потом негромко ответил:

— Мечтаю...

С тем мы и расстались.

...Вспомнив все это, во время антракта я прошел за кулисы и, найдя молодого дирижера, спросил его:

— Вас зовут Нури, не так ли?

— Да, — сказал он, пожав мою руку. — Я Нури Джения. Я сразу узнал вас, увидев в первом ряду: нас много лет тому назад познакомил Ковач — мой первый учитель.

Он пригласил меня отужинать с ним после концерта у него дома.

Перед тем как сесть за стол, Нури бережно провел фланелью по дирижерской палочке и положил ее на этажерку. Я обратил внимание на то, что она немного длиннее обычных дирижерских палочек, и сказал ему об этом.

— Вы правы, — ответил он, улыбаясь, — она действительно чуть подлиннее. Ее выстругал мой дед-пастух, и я оставил ее такой, какой она была. — И добавил: — Эта самшитовая палочка сыграла большую роль в моей судьбе.

Вот что за ужином он рассказал о себе...

Родился Нури в высокогорном селе, неподалеку от красивейшего в Абхазии и на всем Кавказе озера Рица. Словно в венке цветов, искрится под солнцем его зеркальная поверхность, отражая заснеженные верхушки гор и обступивших берега величественных пихт.

Мальчик рано лишился родителей. Старый пастух Харун Джения взял к себе в подпаски осиротевшего внука. Харун славился по всей округе своими незатейливыми песнями и искусной игрой на ачарпане — пастушеской свирели. Сидя на пне у шалаша, он умудрялся одним уголком губ наигрывать на ачарпане мелодию, а другим петь, внятно произнося слова песни. Говорят, что такое диковинное искусство переходит к умельцам из поколения в поколение.

Много песен знал старый Харун, но одну из них он любил больше всех других и часто исполнял ее. Это была песня об озере Рица. Нури хорошо запомнил эту песню:

Было когда-то селенье в горах

С чудо-поляной в душистых цветах.

Радостной жизнью жил здесь народ,

Солнцем сверкал голубой небосвод.

Годы летели, как белые сны.

Счастьем крылатым сияла Апсны...

Вдруг с перевалов ворвались враги,