Это абхазское слово означает: человек из чрезмерной скупости и жадности ест один. Для гостеприимных, абхазов слово "малакрыфа" — одно из самых позорных и оскорбительных. Кличка эта прилипает к человеку надолго, иногда на всю жизнь. "Малакрыфу" не считают достойным дружбы, общества...
— Да, ты - малакрыфа! — бросил Еснату в лицо Чанагв.
— Кто малакрыфа? Я? — вспыхнул Еснат.
— Ты! А кто же еще? Знай, наперед для меня ты не Еснат, а малакрыфа!
Итак, одному из земляков было нанесено несмываемое оскорбление. Между двумя молодыми абхазами произошла такая драка, что товарищам по общежитию стоило большого труда их разнять. Они стали врагами. А у абхазов вражда, как и дружба, всегда сопровождала человека до могилы... .
Кличка Малакрыфа так и осталась за Еснатом.
Время шло... Потоки его унесли юношей по разным путям. Началась революция, и Чанагв ушел в нее, как говорится, с головой, сразу же избрав для себя самый трудный, но зато самый верный путь. Он стал большевиком, воевал с угнетателями и в Абхазии, и на Северном Кавказе.
А Еснат вернулся в родное село и жил там спокойно, словно вокруг него ничего не происходило.
Прошло с тех пор больше десяти лет. Случилось так, что после победы народа руководителем нового, советского правительства в Абхазии был избран Чанагв — тот самый юноша из села Лыхны.
Эта весть в свое время дошла, конечно, и до Блабурхвы. И вдруг однажды безмятежное спокойствие Есната оказалось нарушенным. Его вызвали в сельсовет и сообщили, что он, Еснат Барцыц, вызывается в Сухуми к председателю правительства товарищу Чанагву — Нестору Лакоба. Нетрудно представить, сколько волнений и тревог доставил этот вызов Еснату и его родным, знавшим о размолвке, когда-то происшедшей между двумя молодыми абхазами в Батуми.
— Все ясно, — сказал Еснат жене подавленным голосом. — Нам здесь, в Абхазии, больше не жить: мы с Чанагвом в большой и давней вражде. Получив такую власть, он теперь, конечно, постарается мстить. Нам надо как можно скорее бежать за пределы Абхазии.
Супруги решили переехать на Северный Кавказ, в станицу Белореченскую, к дальним родственникам жены. Через два дня жена Есната выехала туда с детьми, захватив с собой часть домашних вещей. Сам же он пока что остался в Блабурхве, чтобы уложить оставшееся имущество: ведь нелегко крестьянину сняться с насиженного места.
Вызов в Сухуми повторился, причем на этот раз Есната приглашали прибыть немедленно. Делать было нечего. Еснат, уверенный в том, что его если не арестуют, то, по крайней мере, выселят из Абхазии, разыскал почтенных стариков-односельчан и попросил их поехать в Сухуми уговорить Чанагва не очень торопиться с выселением, дать ему хотя бы две недели срока. Старики собрались и поехали в Сухуми — надо же выручать человека...
Войдя к Чанагву в кабинет, блабурхвинцы после приветствий сразу же приступили к делу.
— Высокие места, дад Чанагв, — начал самый старший из них, стосорокалетний Шач Чукбар, — делают благородного и доброго еще благороднее и добрее, а человека низкого и жестокого — еще более жестоким и низким. Мы много слышали о твоей справедливости. Неужели, став первым человеком в Абхазии, ты станешь теперь мстить своему личному врагу, неизмеримо более слабому, чем ты? Мы просим проявить к нему великодушие.
Чанагв любил поговорить со стариками, послушать их речи, пересыпанные убедительными примерами и пословицами — жемчужинами народной мудрости. Не поняв, о ком и о чем говорит почтенный Шач, он выслушал его почтительно, не прервав ни единым вопросом.
— Месть — дело нехитрое, — сказал вслед за своим старшим другом старик Джесиб Царгуш. — Если обидишь осла, и он копытом лягнет. Ведь ты, Чанагв, хорошо знаешь, как издавна смотрят у нас, в народе, на мстящего: кто отомстил, вправду зовется ахаца, героем. Всякий мужчина тоже зовется ахаца — иначе он и не мужчина вообще. А вот того, настоящего мужчину и храбреца, кто проявляет великодушие и не мстит, у нас называют афырхаца, героем из героев. Вот мы и посмотрим теперь, как ты докажешь, что Чанагв — не просто ахаца, а настоящий афырхаца! Разреши давнему врагу своему Еснату Барцыцу побыть здесь, в Абхазии, еще две недели. А потом он уедет сам. — Еснат Барцыц? — спросил пораженный Чанагв. — Из Блабурхвы? Мой, говорите, враг? Он собирается выехать? Куда же?
— На Северный Кавказ, к родственникам жены, — ответил третий старик. — Семью свою он уже отправил туда.
— А где сам он сейчас?
— Он прибыл с нами, — ответил Джесиб, — но остался внизу, у входа. Ждет, что сообщим ему мы.
Чанагв быстро вышел из кабинета и вскоре вернулся, таща за руку упиравшегося Есната.
— Ты в самом деле был малакрыфой, Еснат, — сказал Чанагв, усаживая его рядом с собой. — Не обижайся, пожалуйста. Но, говоря правду, вместе с тем знали мы тебя и как неплохого хозяина. Ведь именно потому и выбирали тебя тогда в нашем общежитии несколько лет подряд своим старостой-завхозом. Верно я говорю? Еснат молчал, а Чанагв продолжал: