К тому моменту свой акционерный капитал в пятьдесят тысяч крон они по большому счету потратили. И поговорили с человеком, который вел у них бухгалтерию, Карлом Даниэльссоном, попросили о помощи. Он согласился и продал их детище за крону одному из своих клиентов. Человеку, с кем они никогда не встречались и даже не знали, как его зовут. Даниэльссон подготовил все бумаги, они пришли в его офис и подписали их. От покупной суммы в одну крону, однако, отказались. Вот и все.
– Хотя он, конечно, предложил ее, – сказала Надя. – Достал крону и положил на стол.
– Красивый жест, – заметил Бекстрём. – У тебя есть еще что-то, Надя?
– Найдется. Совершенно независимо от двух и девяти десятых миллиона в его банковской ячейке у нас, по-моему, сформировалось неправильное мнение относительно нашей жертвы убийства, – констатировала она на почти идеальном шведском, порой свойственном ей.
– Почему это независимо от них? – спросил Бекстрём.
– В собственной фирме Карла Даниэльссона, похоже, и того больше, – пояснила Надя Хегберг.
– У пьяницы еще больше денег? И сколько же тогда? – спросил Бекстрём с сомнением в голосе.
– Я собираюсь вернуться к этому позднее, – сказала Надя. – А сначала хочу поговорить о том, сколько он забрал из ячейки в тот день, когда его убили. Банковский ящик наименьшей модели, тридцать шесть сантиметров длиной, двадцать семь шириной и восемь высотой, и его объем, следовательно, составляет семь тысяч семьсот семьдесят шесть кубических сантиметров, то есть почти восемь литров, – продолжила она. – Если исходить из того, что его заполняют тысячными купюрами по сто тысяч в пачке, он вмещает примерно восемь миллионов.
– Восемь миллионов в такой маленькой коробочке! – удивился Бекстрём.
«Это же, черт побери, преступление», – подумал он.
– Если речь идет о евро, купюрах с самым большим номиналом в пятьсот евро, и они в общем занимают значительно меньше места, чем наши тысячные при почти в пять раз большей стоимости, то в него вместится примерно пятьдесят миллионов, – сказала Надя и улыбнулась. – Если бы он содержал накопления в самых крупных пятитысячных долларовых банкнотах, да, вы знаете, с президентом Мэдисоном на передней стороне, их еще называют портретом Мэдисона, то в ячейке Даниэльссона лежало бы почти полмиллиарда шведских крон, – констатировала Надя с широкой улыбкой.
– Ты издеваешься над нами, Надя, – сказал Альм и покачал головой. – Все те мешки, которые наши грабители забирают с собой. Как ты объяснишь их тогда?
– Даниэльссон, вероятно, был самым богатым в мире пьяницей, – заметил Бекстрём.
– Купюры меньшего достоинства, – ответила Надя на вопрос Альма. – Пожалуй, сотенные в среднем. Если наполнить наш ящик ими, – продолжила она, – туда влезет миллион. Если двадцатками, там хватит места максимум для трехсот тысяч.
– Выходит, этот идиот мог иметь полмиллиарда в своей банковской ячейке, – констатировал Бекстрём, все еще находясь под впечатлением от услышанного.
– В это я ни на секунду не поверю, – сказала Надя и покачала головой. – Я думаю, он хранил там самое большее восемь миллионов. Относительно твоего вопроса, Бекстрём, я не считаю также, что он был самым богатым в мире пьяницей. Зато знаю многих очень известных в мире богачей, пьющих вне всякой меры.
– Тогда получается, он мог забрать с собой целых пять миллионов неделю назад, – прикинула Анника Карлссон.
«Домой к себе в квартиру, – подумала она. – В портфеле, который лежал у него в гостиной на телевизоре».
– Если сейчас речь идет об атташе-кейсе, или так называемом дипломате обычной модели того типа, чьи описания я видела, то в нем не поместится такая сумма в тысячных купюрах, – сказала Надя. – Кстати, все мои расчеты сделаны исходя из них. И у меня есть еще следующая гипотеза, если вы сейчас в состоянии слушать.
– Мы само внимание, – произнес Тойвонен с той же довольной миной.
– Во-первых, я предположила, что он приходил туда с целью забрать деньги, – продолжила Надя. – Само собой, речь могла идти и о каких-то записях или чем-то подобном, но я предположила, что он забрал деньги. Во-вторых, я исходила из того, что это были тысячные купюры пачками по сто тысяч, подобные тем, какие мы нашли в ячейке, и, в-третьих, я предположила, что он засунул их в атташе-кейс самой обычной модели.
– Как много получится тогда? – спросил Тойвонен и ухмыльнулся отчего-то, посмотрев на Бекстрёма.
– Максимум три миллиона, – сообщила Надя. – Хотя тогда, я думаю, ему требовалось уложить их очень аккуратно, поэтому, по моему мнению, дело касалось меньшей суммы. Пожалуй, пары миллионов, – сказала она и пожала плечами. – Все это ведь из серии гипотез, как вы наверняка понимаете.
– Никто не проверил, может, Ниеми купил новый автомобиль, – сказал Стигсон и ухмыльнулся, окинув взглядом других.
– Поосторожнее, парень, – одернул его Тойвонен и строго посмотрел на него. – Ты упомянула его собственную фирму, Надя. Как много денег находится там?