Тот, кто убивает дракона

– Это потом, – перебил его Бекстрём. – Позвони той женщине, Андерссон с Хасселстиген, дом 1, и спроси, можем ли мы заглянуть к ней.

– Конечно, конечно, – сказал Стигсон. – Шеф собрался показать ей фото Столхаммера?

– Сначала я подумал воспользоваться случаем и посмотреть на ее луковицы, – сказал Бекстрём, чье самочувствие снова стало приходить в норму.

«Всему свое время, и снимкам Столхаммера тоже», – подумал он.

– Луковицы. – Стигсон вздохнул и покачал бритой головой. – Нет. Я обещаю, шеф, в данном случае мы говорим о дынях, огромных дынях.

17

«Ну ничего себе», – подумал Бекстрём, когда она открыла дверь.

Бритт Мария Андерссон оказалась старухой!

«Да ей же все шестьдесят годков по меньшей мере», – подумал он, сам будучи мужчиной в расцвете сил. Ему должно было осенью исполниться пятьдесят пять.

Длинные белые волосы, голубые глаза, красный рот, такие белые зубы, что они наверняка были из настоящего фарфора, искусственный загар, цветастое платье намного выше колена, огромное декольте, и о том, чтобы спать на животе, нечего и думать.

«Какая дьявольская судьба, – подумал Бекстрём. – Шестьдесят годков, а о счастье познакомиться с моей суперсалями она могла мечтать задолго до начала нового тысячелетия».

В довершение картинки вокруг ее ног крутилась, тявкая, маленькая собачонка. Такой вот мексиканский таракан, которого можно утопить в чайной чашке и которого звали Старина Путте.

– Все нормально, все нормально, – успокоила хозяйка свою псину, взяла ее на руки и поцеловала в нос. – Старина Путте всегда ревнует, когда ко мне приходят молодые, привлекательные мужчины, – объяснила госпожа Андерссон, подмигнула и улыбнулась своим красным ртом.

«Тогда тебе стоит остерегаться любовного треугольника с ним и малышом Стигсоном», – подумал Бекстрём, редко упускавший возможность поразмышлять в таком направлении.

Потом он быстро достал фотографии приятелей Даниэльссона, чтобы как можно быстрее разобраться с делами и сразу убраться восвояси. Хозяйка дома расположилась в низком розовом плюшевом кресле и усадила своих посетителей на цветастый диван напротив. В то время как Старина Путте снова стал бегать кругом и тявкать, и наконец она сжалилась над ним и забрала к себе на колени.

Его молодой напарник пребывал на верху блаженства.

«Педофилия чистой воды, хотя наоборот», – подумал Бекстрём, а когда старуха Андерссон наклонилась над столом, чтобы поближе рассмотреть собутыльников пьяницы Даниэльссона, у малыша Стигсона даже глазки заблестели.

– Я узнаю почти всех, – сказала госпожа Андерссон. Она выпрямилась и глубоко вздохнула на всякий случай, широко улыбнувшись своим посетителям. – Это ведь старые друзья Даниэльссона. Они бегают сюда все годы, пока я живу здесь, и, по-моему, я никогда не видела ни одного из них трезвым. А разве это не бывший полицейский, кстати? – спросила она, ткнув длинным указательным пальцем в паспортную фотографию Роланда Столхаммера.

– Да, – подтвердил Бекстрём. – Сейчас пенсионер.

– Тогда он был дома у Даниэльссона и шумел в тот вечер, когда того забили насмерть.

– Почему вы так думаете, госпожа Андерссон? – спросил Бекстрём.

– Я видела его, когда гуляла со Стариной Путте, – пояснила Бритт Мария Андерссон. – Он шел по Росундавеген. Где-то около восьми часов. И скорее всего, направлялся домой к Даниэльссону.

– Но вы же не видели того, кто находился дома у Даниэльссона, – напомнил Бекстрём и зло посмотрел на Стигсона.

– Нет, не видела, – подтвердила госпожа Андерссон. – Но я не знаю, сколько раз видела этого Ролле, так ведь, по-моему, его зовут, на пути к Даниэльссону или от него.

– А кто-то другой? – спросил Бекстрём и кивнул в сторону стопки фотографий.

– Это фактически мой бывший деверь, Халвар Седерман, – сказала госпожа Андерссон и показала на фотографию бывшего торговца автомобилями Халвара Половины Седермана. – Я была замужем за его старшим братом Пером Седерманом, Пером А. Седерманом, – уточнила она, сделав акцент на «А». – Совсем другой человек, чем его младший брат, поскольку настоящий неряха. Могу вас уверить, но мой супруг, к сожалению, умер десять лет назад.

«И наверняка ты сама придавила его, благо есть чем», – подумал Бекстрём. Он в последний раз скосился на бесспорно достойные уважения прелести Бритт Марии Андерссон, поблагодарил за помощь, прихватил с собой неохотно последовавшего за ним Стигсона и попрощался. Стигсон выглядел так, словно Бекстрём вырвал сердце у него из груди, и, вопреки всяким правила, наклонился и обнял старуху, прежде чем, наконец, удалился.

– Какая женщина, какая женщина, – вздыхал Стигсон, когда он, сидя за рулем, вез их в сторону Йерневегсгатан, чтобы они могли незаметно бросить взгляд на дом Столхаммера.

– Она же тебе в бабушки годится, ты об этом подумал? – спросил Бекстрём.

– Скорее в матери, – возразил Стигсон. – Представь, Бекстрём, что у тебя мать с таким телом.

– Ты любишь свою мамочку? – спросил Бекстрём коварно.

«Ты самую мать, которая, скорее всего, слишком рано совратила тебя».