Тот, кто умрет последним

На полпути до цели Дейрдре следовало свернуть, но она пошла прямо. Времени на прогулку по красивым местам не было, а кромешная тьма не позволяла любоваться этими местами. Дейрдре шла по траве, срезая угол, когда услышала это. Она остановилась и посмотрела назад, но ничего не увидела. До нее не доносилось ни звука. Но она была уверена, что что-то слышала. Шаги. Позади нее.

Или ей только показалось?

Дейрдре побежала опрометью, не останавливаясь, отстраняя ветви деревьев, которые хлестали ее по лицу. Подвернув лодыжку, Дейрдре вскрикнула, но продолжала бежать, не обращая внимания на боль. До дома Джони оставалось двадцать ярдов, и Дейрдре сделала спринтерский рывок по финишной прямой. Она преодолела первые три ступеньки одним прыжком и начала поспешно искать ключ в обступившей ее темноте.

«Этот тип даже не оставляет для меня свет на веранде».

Держа ключ в правой руке, Дейрдре поддерживала ее левой, чтобы она не дрожала. Тумблеры щелкнули, замок повернулся. Она взялась за круглую ручку и налегла на дверь. Дверь открылась на шесть дюймов, как позволяла цепочка.

– Вот дерьмо!

Она оглянулась, но ничего не увидела, кроме какой-то тени.

– Джони, открой эту чертову дверь!

Дейрдре дергала дверь, надеясь, что звон цепочки разбудит его.

– Джони!

Она снова услышала шаги, и ее сердце замерло. Потом наступило облегчение. Шаги слышались изнутри дома.

– Джони, это я!

Дверь закрылась, внутри звякнула цепочка. Круглая ручка повернулась, и Дейрдре ворвалась в дом. Она торопилась увидеть Джони, увидеть кого угодно. Он протянул к Дейрдре руки, она бросилась к нему и оказалась в крепких объятиях, еще не понимая вполне, что происходит.

Обнимал ее не Джони.

К ее горлу прижался холодный нож.

– Чертова сука! – со злостью прошипел мужчина. – Тебе было сказано написать статью, а не публиковать ее.

Она завизжала, но этот визг прозвучал лишь в ее сознании. Острое лезвие ножа глубоко врезалось в горло Дейрдре и дошло до шейного позвонка, заставив ее замолчать навсегда.

47

В пятницу, в четыре часа дня, Джек и Татум опять были в суде по делам о наследстве.

С момента убийства Дейрдре Мидоуз прошло менее двух суток, и обстановка изменилась коренным образом. Точнее говоря, жизнь стала более насыщенной, ускорился ее ритм, и Джек не мог оставаться вне этой новой обстановки – уйти от шумихи в средствах массовой информации, от звонков адвокатов живых наследников, от вопросов следователей. Утром в День благодарения жилец соседнего дома заметил, как из-под входной двери вытекает кровь. Копы обнаружили тело Дейрдре в прихожей, а ее любовника запертым в спальне, в стенном шкафу, целым и невредимым, но с завязанными глазами. Он ничего не видел и как свидетель был бесполезен. Детектив Ларсен обратился к Джеку и его клиенту с вопросами, поскольку запретительный судебный приказ уже заклеймил Татума как единственного головореза среди наследников. Смерть Мейсона Радски, сбитого машиной, исчезнувшей с места преступления, по-прежнему оставалась загадкой. А то, что Дейрдре Мидоуз была убита в тот самый день, когда появилась ее статья, обличающая Татума как убийцу Салли Феннинг, отнюдь не помогало делу.

– Всем встать!

Судья Парсонс вошел в зал заседаний суда из своего кабинета. Все поднялись, и шарканье ног было несравненно заметнее, чем во время каких-либо других слушаний. Пятнадцать рядов, предназначенных для публики, занимали в основном представители СМИ.

Это было первое судебное слушание с тех пор, как в самый разгар соревнования за обладание сорока шестью миллионами долларов помощника прокурора штата и честолюбивую журналистку постигла безвременная кончина, и местные акулы пера наконец обратили серьезное внимание на происходящее, хотя дело и не сопровождалось скандалом на сексуальной почве.

– Прошу садиться, – сказал судья.

Джек и Татум заняли свои места в стороне от других участников. Мигель Риос, Джерри Коллетти и их адвокаты расположились за столом, поблизости от скамьи отсутствующих присяжных. Вивиен Грассо, душеприказчица, разместилась за столом рядом с ними, при этом явно показывая, что с Джеком и Татумом ее ничто не связывает.

Алан Сирап так и не показался.

Судебный пристав назвал дело, предназначенное для слушания, «Касательно состояния Салли У. Феннинг», и судья приступил к исполнению своих обязанностей. Сначала казалось, что он потрясен. Возможно, он просто хотел убедиться, готовы ли телевизионные камеры. Они уже крутились, чтобы увековечить на пленке его речь.

– Добрый день, – произнес он таким голосом, словно присутствовал на похоронах. – Я пренебрег бы своими обязанностями, если бы не выразил чрезвычайной озабоченности той трагедией, которая сопутствует данному делу. Особенно сейчас, после Дня благодарения, я хотел бы от всего сердца передать мои соболезнования родным и близким Мейсона Радски и Дейрдре Мидоуз.