Тот, кто виновен

Если бы она могла увидеть родную мать. Хотя бы разок. Ким, конечно, тоже. Ким была ее мамой, настоящей мамой, без вопросов. Она была мамой в миллион раз больше, чем та чужая, которую она видела на увеличенной фотографии с водительских прав: ей однажды папа показал. И, несмотря на это, или как раз поэтому, Йоле хотелось получить шанс и поговорить с этой незнакомкой; без грязи во рту, которую она скоро уже не сможет выплюнуть, если погрузится в трясину еще глубже — а к этому все и идет.

«Не пойми меня неправильно», — думала Йола, обращаясь уже не к Зиле. Зила давно с ней попрощалась. Здесь уже не помочь. Никак не утешить.

«Я люблю тебя, мама. Но будь у меня возможность, я бы спросила Ариэль кое о чем, пока не поздно».

Она не могла это объяснить, но если бы ей позволили пригласить одного-единственного последнего гостя к ее болотистому смертному одру, то это место было бы не для папы. И не для Ким. Не для людей, которые пеленали ее, кормили, купали и расчесывали ее волосы. Не для настоящих родителей, которые когда-то хлопали в ладоши, когда она успевала на горшок, и вытирали ей слезы, когда она снова делала в кровать. Которые всегда были рядом: во время шествия с разноцветными фонариками в детском саду, в первый день в школе и на тренировках по плаванию у господина Вольке. Во время кастрации Мистера Триппса и на ее первом фильме 3D («Шрек»). Ни в чем из вышеперечисленного не принимала участия эта женщина, в животе которой была Йола и о которой знала только ее идиотское диснеевское имя: Ариэль. Глупая сказка о русалке, которая продала свой голос. Разве можно быть такой дурой?

И тем не менее именно эту Ариэль ей хотелось увидеть сейчас, чтобы получить от нее ответ, без которого она не хотела покидать этот мир. Ответ на вопрос: «Почему?»

Почему ты таскала меня девять месяцев, смотрела, как растет твой живот, как растягивается кожа. Тебя наизнанку выворачивало во время токсикоза (наверное), ты с трудом поднималась по лестнице, тяжело дыша и потея (возможно), и спустя несколько часов боли ты протолкнула мою слишком большую голову через слишком маленькое, слишком чувствительное отверстие (наверняка)? Лишь затем, чтобы вскоре выбросить меня? Продать?

Йола запрокинула голову. Ее руки в сотый раз пытались ухватиться за что-нибудь и в сотый раз соскальзывали.

Почему ты это сделала? Я не понимаю.

Она плакала с закрытыми глазами. О себе. Обо всем, чего больше никогда не увидит: папин рабочий кабинет, Штеффена с его дурацкой стрижкой ежиком, нелепую татуировку у фрау Яспер. И о том, что уже никогда не получит ответ на свой вопрос.

— Йола?

Она молча кивнула. Почувствовала, как грязь наполняет ей уши и искажает все звуки. Через ил Зила звучала по-другому. Глуше. Тише. Взрослее.

— Дай мне твою руку, — сказала подруга новым забавным голосом.

«Хорошая идея», — подумала Йола. Ей было холодно. На уроке религиоведения рассказывали о последнем пути, который проходит человек. О последнем путешествии.

Фух, на это у нее сейчас и правда нет сил. Если действительно существует свет, на который нужно идти, тогда не помешает, если Зила поможет ей добраться до него.

Йола попыталась вытянуть руку, но не была уверена, что у нее получилось. Она больше ничего не чувствовала своими окоченевшими пальцами.

— Давай, — в последний раз услышала она Зилу и уже собиралась спросить, не больна ли та, потому что у нее такой странный голос.

Но тут Йола всем телом ощутила рывок, и невероятная боль погрузила ее в глубокий непроглядный мрак, какого она еще никогда не знала.

Глава 60

МАКС

Лодка или уехала в другом направлении, или с заглушенным мотором стояла где-то поблизости. Сколько мы ни всматривались в темноту за иллюминаторами, так ничего и не разглядели. Что, если команда подстерегала нас на пирсе на расстоянии нескольких метров?

Я понятия не имел. Возможно, та лодка с мотором, напоминающим швейную машинку, принадлежала парням, которые хотели убить Йолу, а может, это были безобидные туристы, какая-нибудь романтичная влюбленная пара или пьяный подросток из Целендорфа, решивший продемонстрировать никчемным друзьям материальное благосостояние и отсутствие контроля, гоняя на собственном быстроходном катере вокруг заповедного острова, — откуда мне знать?

На нижней палубе мы нерешительно обсуждали наши варианты.

— Я пойду наверх. — Мое мнение.

— Нужно подождать. — Совет Космо.

— Давайте выпустим его оттуда! — Предложение Фриды, которое было громко поддержано нашим заключенным в отсеке для хранения.