— Вот это номер, — зашептала Ира. — Лизавета с чужим мужиком за границу летит. И еще обнимается с ним, бесстыжая! Пошли послушаем, о чем они говорят, а?
Наташа дернула ее за руку и отвела за колонну.
— Ты что дурью маешься? — строго спросила она. — Что еще за подслушивания? Увидела — и иди себе, ты с ее сыном развелась, тебя их семейные дела больше не касаются.
Ира вырвала руку и отступила на шаг.
— Я все равно пойду и послушаю. Из принципа. Не хочешь — постой здесь.
— Поступай как знаешь, — сердито ответила Наташа. — Я пойду в ирландский бар, выпью кофе. Найдешь меня там.
Она уселась в баре за стойку, взяла кофе с пирожным, достала сигареты. Ира появилась минут через десять и залезла на соседний стул.
— Чего ж так быстро? — насмешливо спросила Наташа. — Надоело чужой интим подслушивать?
— Ну сука, ну сука, — возмущенно заговорила Ира. — Она с этим мужиком уже лет пять крутит, судя по тому, как они свои зарубежные гулянки обсуждали. И после всего этого она посмела упрекать меня в том, что я столько лет их обманывала? Да как у нее язык повернулся! Старая сволочь. Да, я обманывала. Но не до такой же степени! А то, что она делает, как называется? Между прочим, он моложе Лизаветы лет на двадцать. Они еще и целуются, представляешь?
— А тебе завидно, да? — поддела ее Наташа. — Я еще посмотрю, что ты запоешь, когда тебе будет столько лет, сколько ей. Еще что-нибудь полезное узнала?
— Да нет, она все про Игоря пела, дескать, как ему хорошо живется с тех пор, как он пошел на повышение. Глядишь, и до генерала дослужится. Жалуется только, что сынок жениться не хочет, по девкам гуляет. А так все отлично.
Ира решительно слезла со стула.
— Вот сейчас пойду и поздороваюсь с ней. Пусть знает, что я ее застукала. Может, ей это всю поездку отравит. Пусть боится, что я Виктору Федоровичу все расскажу.
— Сядь! — приказала Наташа. — Никуда ты не пойдешь.
— Это почему?
— Потому. Не пойдешь. Ничему тебя, Ирка, жизнь не учит. Мы все совершаем поступки, за которые нам потом стыдно. Или не стыдно. Но мы не хотим, чтобы другие о них знали. И как только появляется этот другой, тот, кто знает о нас что-то постыдное или нехорошее, мы попадаем к нему в рабскую зависимость. Мы начинаем его бояться и одновременно ненавидеть, потому что этот человек получает над нами власть. И нам приходится решать, что с этим делать. Или публично признаваться в своем поступке, или бояться, ненавидеть и калечить собственную жизнь из страха перед этим человеком. Ты что, хочешь стать таким человеком для своей бывшей свекрови? Ты хочешь, чтобы она тебя ненавидела и боялась? Зачем тебе это, Ириша?
Ира молча снова забралась на стул, взяла Наташину чашку с недопитым кофе сделала большой глоток. Закурила и уставилась на ряды бутылок с яркими этикетками. Через некоторое время тряхнула головой и улыбнулась:
— Ладно, проехали. Ты в очередной раз мне доказала, что я полная дура. Но это не делает Лизавету сукой в меньшей степени, чем она есть. Лицемерная сука.
И хватит об этом. Расскажи мне лучше про роман Руслана.
— Сама прочитаешь, зачем же рассказывать.
— Нет, ты расскажи, — заупрямилась Ира. — Я всегда любила слушать, как ты мне книжки пересказывала. Это намного интереснее, чем читать. Ты мне подробно расскажи всю книгу с начала и до конца, а потом расскажи, как ты собираешься ее снимать. И что мне там придется делать. Давай помечтаем о приятном.
— Ну хорошо, — согласилась Наташа, — слушай. Маленький провинциальный городок в центре России, начало тридцатых годов…
Через полчаса объявили посадку на мюнхенский рейс, и они пошли к воротам. Наташа пересказывала роман последовательно, эпизод за эпизодом, и обе они мысленно видели описываемые сцены на экране.
Они не слышали, как две девушки, меланхолично жующие резинку в ожидании своего рейса, оживленно заговорили, глядя им вслед:
— Смотри, это та самая Савенич, актриса, которую маньяк изнасиловал.
— Это вокруг которой скандал был в прошлом году?
— Ну да, она. Представляешь, дурь какая? Чего было огород городить, скрывать? И мужик сидел ни за что. Подумаешь, изнасиловали ее! Делов-то… С кем не бывает?
Девушки посмотрели друг на друга, одновременно фыркнули и снова сосредоточенно принялись двигать челюстями.