Тот, кто знает

– Если это рухлядь, то почему ты так возмущаешься? Тебе она тем более не нужна.

– Это для Ирки рухлядь, она и так в достатке живет. А мне эта мебель пригодилась бы.

– Ну конечно, пригодилась бы, – согласилась Наташа. – Кому ж не пригодится антикварный столик из палисандрового дерева с инкрустацией. И бюро середины девятнадцатого века тоже очень неплохое, за ним, наверное, тогдашние красавицы любовные письма писали своим кавалерам. Ты надеешься, что твой бессмертный роман станет лучше, если ты будешь дописывать и переписывать его за этим бюро? И заодно обставишь комнату книгами, изданными в прошлом веке. Будет настоящая обитель классика русской литературы. Все, Людмила, обсуждение закончено. Бэлла Львовна ясно и недвусмысленно высказала свои распоряжения, и я буду их неукоснительно исполнять.

Если бы Люся была раза в три крупнее и раз в десять сильнее, вряд ли она смогла бы захлопнуть дверь громче. Со стен даже штукатурка посыпалась. Стоя у порога, Наташа с сожалением обвела глазами комнату Бэллы Львовны. Эта комната больше никогда не будет синей. Отныне здесь не будет надежного приюта, где можно спрятаться от невзгод, ссор и конфликтов, где решаются все проблемы, даже те, которые кажутся неразрешимыми, где каждая вещь дышит покоем, мудростью и уютом. Ничего больше не будет…

Часа через два вернулся домой Андрей. Наташа молча протянула ему письмо Бэллы Львовны.

– Вот, значит, как, – задумчиво сказал он, прочитав письмо и возвращая его Наташе. – Стало быть, у тебя от меня целых две тайны, а я-то наивно полагал, что только одна, касающаяся 1984 года, когда мы с тобой познакомились. Или, может быть, их еще больше?

– Андрюша, пойми, я не могла тебе рассказывать об этом. Бэлла Львовна взяла с меня слово, что я буду молчать. А теперь она сама открыто написала о том, что Ира – ее внучка.

Она подробно, как привыкла с детства, обстоятельно и последовательно рассказала ему о Марике и Ниночке, о своей последней встрече с сыном Бэллы Львовны перед его отъездом в Израиль, о его просьбе не бросать Иринку, остающуюся на руках троих сильно пьющих людей, которые не смогут и не захотят дать девочке ни нужного образования, ни нормального воспитания.

– Выходит, Ира тоже не знает, что она – дочь Марка?

– Конечно, нет. Теперь придется сказать. Я ей уже позвонила, попросила приехать. Она явится с минуты на минуту.

– Ты сама ей скажешь? Или хочешь, я поговорю с Иринкой? – предложил Ганелин.

– Да нет, Андрюша, не нужно, ты только будь рядом, ладно? Мне с тобой спокойнее.

Это было правдой. В присутствии Андрея ей всегда было спокойнее, она чувствовала себя более уверенно, твердо зная, что рядом находится человек, готовый в любую секунду и в любой ситуации кинуться ей на помощь. И даже если она к этой помощи не прибегала, все равно осознание того, что поддержка будет в нужный момент обязательно оказана, придавало Наташе сил в самые сложные моменты.

К приходу Иринки у Наташи была готова целая речь, выверенная чуть ли не по буквам и со всей возможной деликатностью объясняющая ситуацию. Однако все получилось не совсем так, как Наташа планировала. Едва она взяла в руки письмо Бэллы Львовны, чтобы начать понемножку, по отдельным фразам зачитывать Ире, снабжая прочитанное своими комментариями, дабы подготовить молодую женщину к неожиданной новости, как Ира выхватила письмо из ее рук со словами:

– Дай я сама прочту.

Наташа и глазом не успела моргнуть, как Ирина уже уселась на мягкий диван в гостиной и впилась глазами в листок, исписанный знакомым почерком. Быстро прочла, ни один мускул на лице не дрогнул. Может, она пока и не блестящая актриса, но кое-какие профессиональные навыки у девочки, безусловно, имеются.

– Я так и знала, – спокойно заявила она, кладя письмо на журнальный столик.

– И давно ты знала? – с подозрением спросила Наташа.

– Нет, не точно, конечно, но чуяла, что тут что-то не так. Бэллочка никогда не показывала мне фотографий этого козла. Сколько раз я ее семейные альбомы просматривала, а там фотки чьи угодно, только не его. Я сначала думала, что она на сына сердится за то, что он уехал, а ее бросил одну, поэтому все его карточки повынимала из альбомов, чтобы на глаза не попадались и душу не бередили. А уж когда он самолично сюда явился и я его рожу увидела, вот тут у меня сомнения и закрались. Я тогда, помню, смотрела на себя в зеркало и думала: «Что-то ты, Ирина Николаевна, до неприличия похожа на соседкиного сынка Марка Аркадьевича. Ну просто одно лицо». Но ты же помнишь, я тогда как раз замуж выходила, мне не до родословной было, мысли другим заняты. И потом, на фиг мне было все это выяснять, а вдруг окажется, что я наполовину еврейка, а Мащенкам это не понравится? Они-то все чистокровные русские, мне было бы жаль, если бы из-за этого свадьба сорвалась. Потом, конечно, я поняла, что они нормальные люди, не антисемиты. Но подумала, раз Наташка и Бэлла Львовна столько лет ничего не говорят, значит, мне показалось. Мало ли людей друг на друга похожих. А вот выходит, что не показалось. Ну, козел! Ну и козел!