Тот, кто знает

Алла Григорьевна помолчала немного и поднялась:

– Мне пора. Спасибо, что привезли меня сюда. Я немножко отошла, теперь можно возвращаться домой.

– Вас отвезти? – спросил Руслан.

– Не нужно, я возьму такси. Останьтесь с Ирой, она здесь совсем одна, а у меня все-таки дочь дома. И еще, Руслан… Вряд ли вам нужны мои советы, но я все равно скажу. Вам не нужно заниматься журналистикой. Бог дал вам великий дар быть убедительным. Вы пишете так, что заставляете людей безоглядно верить в то, во что вы верите сами. Но вы, Руслан, не господь, вы человек и, как любой человек, часто ошибаетесь. А как журналист, имеющий работодателя, вы порой обязаны писать даже то, во что вы не верите. Ваш талант оборачивается злом, вольно или невольно вы заставляете людей верить в ложь. Если вы честный человек, вы должны уйти из этой профессии.

Она достала из сумки расческу, провела несколько раз по подсохшим крашенным в цвет красного дерева волосам. Положила руку на плечо Ирины:

– Рада была с тобой познакомиться. Ты славный человек. Спасибо, что примчалась на помощь. Жаль, что опоздала. Жаль, что Боря не узнал. Он бы гордился тобой еще больше. До свидания. Не провожайте меня.

Ее фразы снова стали короткими, словно рублеными. Усилие, с которым Алла Григорьевна произносила слова, было таким явным, что Ире показалось: женщина сейчас упадет в обморок. Но она повернулась и быстрым шагом вышла из бара. Ира смотрела ей вслед и по подрагивающим плечам Аллы Григорьевны поняла, что она плачет.

– Ну а ты что сидишь? – враждебно спросила она, обращаясь к Руслану. – Меня охранять не нужно, я не ребенок.

– Дождусь посадки на твой рейс, – хмуро ответил он.

– Так это еще пять часов ждать, и то если его опять не отложат. Собираешься всю ночь тут торчать?

– Слушай, не надо, а? – Нильский поднял на нее полные тоски глаза. – Мне и без того тошно.

– Ладно, – смягчилась Ира, – принеси еще кофе. И бутылку воды без газа.

– Выпьешь что-нибудь?

– Ты за рулем, тебе больше нельзя, одной рюмки хватит.

– Но тебе-то можно.

– Не надо. Я потерплю. Хотя больно… Господи, – простонала Ира, на мгновение теряя контроль над собой, – как же мне больно!

Руслан молча погладил ее по руке и отошел к барной стойке. Когда он поставил перед ней полуторалитровую пластиковую бутылку «Святого источника», Ира быстро открутила крышку и прямо из горлышка сделала несколько судорожных глотков. Спазм прошел, стало легче дышать.

– Знаешь, – задумчиво сказал Руслан, отпивая кофе, – я вообще-то не сторонник искать виноватых, но тебе следует знать одну вещь.

– Какую? – равнодушно спросила Ира.

– На этих выборах у Бахтина был конкурент, которого поддерживают из Москвы. Поддерживают те, на кого работает твой свекор. Они были заинтересованы в том, чтобы любыми путями скомпрометировать Бахтина. И информацию о нем я получил от Виктора Федоровича. А он, я так полагаю, от своего сына, то есть твоего мужа.

– Ты хочешь сказать, что Виктор Федорович через тебя «слил» компру на Бахтина? – Ира поставила чашку и внимательно посмотрела на журналиста. – Ты хочешь сказать, что тебя использовали втемную?

– Как ни противно это признавать, но, по всей видимости, именно так. И боюсь, что это было не в первый раз. Мащенко не рискнул бы делать на меня ставку, если бы ему не сказали, что со мной это пройдет. Кто-то ему сказал, что через Нильского можно «сливать» информацию. Значит, это уже делали и раньше. Только я, как полный кретин, этого не замечал.

– И что ты собираешься теперь делать?

– Я? Не знаю. Ничего. Алла Григорьевна права, я не должен работать в журналистике. Не знаю, насколько справедливы ее слова насчет дара и таланта, которые у меня есть, но после того, что сегодня произошло, я должен уйти.

– Куда?

– Не знаю. Какая разница? Дворником, плотником, шофером, фотографом. Или охранником, например, в салон мод, где работает Янка, моя жена.

– Да какой из тебя охранник? – усмехнулась Ирина. – Тебя соплей перешибить можно.

– Тоже верно. В журналисты я не гожусь, в охранники тоже не гожусь. Выходит, я совершенно никчемная личность.

В его голосе неожиданно зазвучала такая горечь, что Ире стало жалко Руслана.

– Ну что ты говоришь, почему ты никчемный? Ты талантливый, ты умный, – принялась она уговаривать Нильского, словно он был обиженным ребенком, которому соседский мальчишка не дал прокатиться на велосипеде. – И ты запросто найдешь занятие, которое будет тебе по душе. Ты же можешь стать писателем. А что? – оживилась она. – Классная идея, на сто пудов. Все признают, что у тебя замечательное перо и что ты невероятно убедителен и заставляешь безоглядно верить себе. Для журналиста это опасно, нагонит туфты, а все за чистую монету примут. А с писателя какой спрос? Все же понимают, что он из головы выдумывает.