Тот момент

Странно проехать мимо нашего дома и не выйти. Но я не хочу туда. Я хочу быть там, где чувствую себя ближе всего к ней. От остановки идти довольно долго. Надо спуститься по главной дороге и затем свернуть в лес. Все выглядит иначе, чем в прошлый раз. Колокольчиков нет, как тогда, в мае. Листья начинают окрашиваться в желтый и оранжевый. И здесь нет мамы, чтобы она пела, танцевала или помогала собирать всякую всячину для моего гербария. Просто пустота в воздухе там, где раньше было ее дыхание.

Я начинаю волноваться, что не найду то место. Что буду часами бродить по лесу, не отличая одно дерево от другого. Но даже пусть я захожу с другой стороны, я узнаю его, как только добираюсь туда. Место, где мы разбили лагерь. Нашей палатки, конечно, больше нет. Через несколько дней папа пришел забрать ее и другие наши вещи, в то время как со мной сидела женщина-офицер. Мне пришлось сказать ему, где это, и нарисовать для него карту. Я не хотел видеть наши вещи. Я не мог ни на что смотреть. То, что я хотел, папа не мог мне вернуть. Маму.

Земля все еще мокрая, но мне все равно; я хочу подобраться как можно ближе к тому месту, где она была. Я сажусь и ерзаю, пока не нахожу то самое место, где мы сидели, пока мама готовила завтрак. Я закрываю глаза и пытаюсь представить запах наших сосисок, вспомнить, во что она была одета в тот последний день, потому что по какой-то причине картинка меняется в моей голове каждый раз, когда я пытаюсь ее воскресить.

Я чувствую себя здесь рядом с мамой. Папа предложил отвезти меня на ее могилу, но я не хочу быть там, где она умерла. Я хочу оказаться там, где был с ней, когда она еще была жива. Такой я хочу ее запомнить.

Теперь меня будут искать, я знаю. Интересно, сообщит ли папа снова в полицию, что я пропал без вести. Надеюсь, нет. Я не хочу, чтобы меня преследовали или арестовывали. Не хочу бояться. Я пришел сюда, чтобы перестать бояться. Достаю мобильный телефон из школьной сумки. Когда я в школе, он всегда на беззвучном режиме. Семь пропущенных звонков; все от папы. Должно быть, они звонили ему на работу. Еще он написал мне. В его сообщении говорится: «Финн, дай мне знать, что ты в безопасности. Скажи мне, где ты, и я приду и заберу тебя. Все хорошо».

Я держу телефон в руке, пытаясь решить, что делать. Я не хочу возвращаться в школу, но и не хочу, чтобы меня искала полиция. Я не хочу снова появляться в новостях.

Нажимаю «перезвонить». Папа отвечает сразу:

— Финн, ты в порядке?

— Меня ищет полиция?

— Нет. Я им еще не звонил. Я только что вернулся домой и хотел сначала проверить здесь.

— Мне придется вернуться в школу?

— Нет. Я отвезу тебя прямо домой, обещаю. Где ты?

— Где у нас с мамой была палатка.

На том конце телефона слышен странный звук. Кажется, папа плачет. Он отвечает не сразу:

— Никуда не уходи. Я сейчас приду и заберу тебя.

Вскоре папа приезжает. Он, должно быть, мчался на машине, а потом бежал от дороги, потому что запыхался.

Отец опускается на колени и обнимает меня. Теперь он точно плачет, потому что от его слез у меня намокает лоб.

— Я так волновался, — говорит папа. — В школе сказали, что ты кричал и плакал из-за мамы.

— Харрисон повалил меня и придавил во время регби. Я не мог дышать. Как будто снова оказался на заправке.

Папа крепко зажмуривается и гладит меня по волосам.

— А потом Харрисон дразнил меня в раздевалке; называл девчонкой и говорил, что мама все еще целует меня на ночь.

— Ты сказал учителю?

— Нет, они меня не послушают. И мистер Макин все равно ненавидит меня, потому что я не люблю регби.

Теперь я тоже плачу. Я помню, как плакал вот так, когда ехал сюда с мамой и она сказала мне, что я больше не смогу жить с ней. Я никогда не слышал, чтобы папа так громко рыдал. Он плакал в полицейском участке, но плакал тихо. Кажется, даже на похоронах держался, хотя, может, я просто не слышал его, потому что рыдал сам. Мне не понравились похороны, потому что они были грустными, а в церкви все носили черное (кроме Рэйчел, она пришла в пурпурном).

Для мамы это были неподходящие похороны. Они даже не включили песню о том, что собачьи дни закончились, хотя я сказал папе, что это ее любимая песня.

— Прости, Финн, — наконец говорит папа.

— За что? — У него много поводов извиняться, и я не уверен, что именно отец имеет в виду.

— За вызов полиции. Я так волновался за тебя, что все испортил. Когда я пошел домой после того, как твоя мама позвонила, и нашел на полу записку, то почувствовал себя таким дураком. Я сразу позвонил в полицию, но они не могли отменить поиски, не увидев тебя лично. Я знаю, это моя вина, и понимаю, что ты все еще на меня злишься. Я тоже на себя злюсь. И всегда буду злиться.

Мы еще плачем, и я вытираю нос.

— Мне следовало промолчать, — говорю я. — Если бы я перестал плакать и кричать на заправочной станции, грабитель не пнул бы маму, а я бы не пнул его в ответ, и ничего бы не произошло.

Папа качает головой.