Читаем Тот самый полностью

Жека на ходу стягивала футболку, путаясь в широких рукавах, и Алиса повторяла за ней. Оставшись в одном белье, они с плеском прыгнули в воду. Вокруг них разошлись тёмно-синие дрожащие круги. Замерев у кромки озёра, я замялся: неуверенно стянул футболку и шорты, обнажая бледную кожу с неровными полосами загара. Останавливаясь, я рисковал оказаться последним. Горячие сухие ладони толкнули меня вперёд, и я упал в воду. От ощущения воды, подобравшейся к горлу, перехватило дыхание. Я нырнул с головой, на несколько секунд перестав дышать, и вынырнул, растрепав волосы одним быстрым движением.

Сердце металось в груди, как птица, запертая в клетку. Я хватал ртом воздух, а блики солнца, отражавшиеся от воды, ослепляли.

– Кир, ты просто лузер! – крикнула Жека, пытаясь забраться на плечи к Алисе. – Прибежал последний… Проиграл! С тебя ужин в кафе. И коктейль.

Ощутив спиной взгляд, прилипший к коже, я обернулся.

– Можешь не благодарить, – Кир перевернулся на спину и выпустил ртом фонтанчик воды.

Я кивнул и, кое-как вернув одеревеневшему телу подвижность, заставил себя поплыть вперёд. Я быстро потерял счёт времени. Мы пробыли в воде десять минут, а может быть час или вовсе весь день. На спор мы ныряли под воду и задерживали дыхание как можно дольше. Алиса всё время мухлевала. Она быстро выныривала, делая несколько больших глотков воздуха, и опускалась под воду. Когда я заметил её, она показала мне средний палец, но я не собирался сдаваться. Между нами завязалась нешуточная борьба. Она прыгнула на меня, утягивая под воду, как ундина, а я молотил ногами илистое дно. Когда мне удалось перехватить цепкие руки, я потащил её ко дну. Вдвоём мы вынырнули, тяжело дыша. Лёгкие все ещё жгло от нехватки воздуха.

– П-придурок, – пытаясь отдышаться, протянула Алиса по слогам.

– П-придурок, – передразнил я.

– Идиот!

– Идиот!

– Выскочка!

– Выск… – договорить я не успел, потому что Алиса снова набросилась на меня.

– Неважно, как ты победил, главное – результат, – довольно прошептала Алиса. – Никто не запомнит тебя за честный проигрыш, но все запомнят твою победу.

– Я играю честно.

– Ну и дурак!

Мы дурачились, пока Жека не предложила новую игру. Мы перевернулись на спины и старались без движения как можно дольше удержаться на воде. Я глядел на яркое солнце, пока глаза не начинали болеть, а на веках не появлялись цветные вспышки. Подняв руку, я вновь посмотрел в небо через пальцы. Голубое небо, казалось, превратилось в гладь воды, и теперь в него можно было нырнуть.

Когда озноб пробежался по позвоночнику, я выплыл к берегу и накинул на плечи футболку, чтобы не обгореть. Я смотрел, как три тёмных силуэта плескались в озере, и приглушённые голоса долетали до меня обрывками фраз. Обняв руками ноги, я опустил подбородок на колени и закрыл глаза, полностью растворившись в звуках природы. Мне нравилось чувствовать себя частью чего-то большего, чем я являлся на самом деле.

Как только солнце окончательно подсушило влагу на коже, на меня посыпались капли холодной воды. Я встрепенулся и помотал головой, стряхивая с волос тяжёлые капли. Передо мной стояла Жека, которая всё ещё пыталась намочить меня с рвением марафонца, бегущего к финишной ленте.

– Ну всё, всё, я уже достаточно промок! – я шутливо увернулся.

– Всё ещё нет! – воинственно сообщила Женька и села рядом со мной. Наши мокрые плечи соприкоснулись, и в точке соприкосновения я ощутил мурашки.

Поднявшийся ветер слизывал блестящие капли-жемчужины с кожи и вызывал лёгкую дрожь. Алиса и Кир сели в траву в нескольких метрах от нас. Я видел их, но не мог услышать ни слова.

– И чем вы обычно занимаетесь летом?

Жека внимательно посмотрела на меня.

– Ждём, когда лето закончится.

Рассмеявшись, она отжала волосы, и в песок с кончиков голубых прядей полилась струйка воды.

– Очень занимательно!

– Если хочешь знать, и увлекательно!

– Вот только не нужно говорить стихотворениями… От лирики у меня несварение желудка.

Мы вновь рассмеялись, из-за чего получили два внимательных взгляда Алисы и Кира.

– Стихами, – уточнил я. – Стих и стихотворение, на самом деле, разные понятия, понимаешь… Стих – ритмически упорядоченный фрагмент текста, стихотворение – поэтическое произведение.

– Охренеть! – Жека оценивающе посмотрела на меня. Таким взглядом обычно примеривались к продуктам по акциям на полках магазина. – Спасибо за лекцию, проф. И давно вы тут? Помню, как в том доме жила одинокая женщина, кажется, её звали…

– Да, – я перебил её. – Это мамина сестра. А дом достался нам по наследству. Вот так мы и оказались здесь.

– Класс! – с восторгом воскликнула она. – А в гости можно? Знаешь ли, хочу лично удостовериться, что никаких привидений там нет.

– Вообще-то, – серьёзно произнёс я, загребая пальцами песок. К ладони прилипло несколько песчинок. – Может, это прозвучит глупо, но мы с Алисой долго верили, что на чердаке живут призраки, которые не могут дождаться, когда глупые дети наконец поднимутся, – я с воодушевлением поймал заинтересованный взгляд. – Знаешь, что такое мастаба?

– Нет, но, похоже, хочу узнать…

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза