Тот самый Янковский

Я считаю правильным снимать в кино театральных актеров. И объясню почему. Специфика кино такова, что актер выстраивает свою роль по кускам: снимается эпизод из конца картины, затем из начала. Нет законченности действия, логической последовательности, завершенности в восприятии актера. Все это расхолаживает. Актеру нужна непрерывная работа, как, скажем, музыканту. Условия же каждодневной, постоянной работы в театре сами по себе предоставляют такую возможность, позволяют не только всегда быть в форме, но и постоянно совершенствоваться. В свою очередь и кино очень помогает театру, театральному актеру. Я за синтез кино и театра. Но все-таки театр мне ближе. Если роль в театре сыграна не совсем удачно, можно исправить, попробовать по-другому. В кино ничего не исправишь. К тому же в кино актер значит меньше, чем, скажем, режиссер, оператор. В театре больше свободы в выборе средств для раскрытия образа, для самовыражения. Кино же дисциплинирует, приучает актера пристально следить за каждым своим жестом, за оттенками мимики, интонации. Совмещение работы в театре и кино – в этом прелесть моей жизни.

* * *

Кино сыграло и играет в моей судьбе значительную роль. Начать с того, что именно благодаря кинематографу режиссер Марк Анатольевич Захаров пригласил меня работать в свой театр, где, естественно, для меня открылись новые замечательные возможности. Здесь и уровень режиссуры другой, и требования, а потому надо быть в постоянном напряжении, чтобы не отстать от роста самого театра, от времени. А в этом помогает кино. Не знаю актера, который предпочел бы кино театру. Я не являюсь исключением. Но для меня кино – источник новизны, стимул обновления. Любому актеру нужна новая режиссура, новые партнеры, новые взаимоотношения, наконец. Постоянно общаясь в театре с одними и теми же партнерами, варясь в собственном соку, можно потерять остроту восприятия, слишком притереться, привыкнуть друг к другу. И пропадет самое интересное в нашем деле – актерская тайна. То, что дает кинематограф, помогает эту тайну сохранить.

* * *

В театре мне посчастливилось работать с таким интересным режиссером, как Марк Захаров. Но как бы ни был силен режиссер, режиссер-педагог, у него просто физически нет возможности следить за творческим ростом каждого актера труппы, состоящей из семидесяти человек. Самоконтроль необходим. Опять-таки тонус, мобильность, которую обуславливают жесткие условия работы в кинематографе, – все это сказывается на работе в театре, не позволяет выйти из формы. С другой стороны, кинематограф закабаляет, прикрепляет ярлык, и вырваться из рамок одного киноамплуа достаточно трудно. Я никогда не мог пожаловаться на свое положение в кинематографе, и все же после выхода спектакля нашего театра «Синие кони на красной траве» по пьесе М. Шатрова, где я сыграл Ленина, мой диапазон значительно расширился, получаемые в кино предложения стали неожиданнее и интереснее. Поэтому, считая себя, несомненно, театральным актером, от кино я едва ли отказался бы.

* * *

Помню, когда-то давно в пылу одной из дискуссий о будущем театра Михаил Ромм заявил, что у театра его нет. Считалось, что с расширением кинопроката, развитием телевидения и видео, когда можно, не выходя из дома, «вкушать» кассетные фильмы любого содержания, театр опустеет. Но этого пока не случилось. И это в век перегруженности информацией! Вот и отгадка, почему театр вечен: люди всегда будут тянуться к общению, к соучастию в творческом процессе, театр по-прежнему тот духовный центр, который необходим каждому.

Мне кажется, сейчас театр переживает очень интересный процесс. Совсем недавно режиссуре были просто необходимы формы отрицания всего, что привычно, примелькалось, превратилось в стереотип. Яркая, самоцельная зрелищность, атакующие сценические приемы… Теперь эта пора миновала, и совсем не случайно сегодня так велико наше внимание к отечественным культурным традициям. Начался поиск некоторых на время утраченных ценностей, способных стать опорой для грядущих открытий. Очевиден интерес к корням русской сценической школы.

Все возвращается на круги своя: к скромности и тщательной отобранности выразительных средств, к психологическому реализму. С такого возвращения извечно начинался на отечественной сцене очередной цикл обновления театральных идей. Хочется верить, что это и теперь произойдет. Однако это многого требует от актеров.

Когда постановочные приемы преобладают, актер, естественно, подстраивает себя к ним, приспосабливается. Такой способ существования на сцене неизбежно прерывает линию внутренней жизни героя и нарушает контакт исполнителя с залом. Более того, мы научились не только приспосабливаться к режиссерскому приему, но и прятаться за него. Чего ты «недотянул», режиссер прикроет звуком, светом, поворотом круга. Так что теперь иной раз в спектакле, где нет трюков, а все построено на общении людей, нам приходится как бы заново постигать секреты общения и с партнером, и со зрительным залом.