Тот самый яр...

До мельчайших подробностей помнит ту встречу. От Георгия-Победоносца коньячком дорогим попахивало, на нижней губе волдырёк красный угнездился… Свита хмурится, охрана волнуется, а он такой красноморденький — душа нараспашку. Улыбка на всю Победу. Мужик и мужик простой…

Далеко во времени отодвинулся тот приятный эпизод. Так далеко, что на последней встрече со школьниками рассказать о нём забыл.

Вся жизнь сжалась в ком и катится к закату…

Под вечер сморил сон. Из глубин Зазеркалья полезли серые рожи привидений. Бесплотные, они просачивались сквозь потное тело фронтовика, окуривали едким вонючим дымом. Не удавалось оборвать сновидение, изгнать от изголовья всю нечисть…

Возникла огромная морда стукача Горбоноса — въедливого одновзводника. Весёлый палач хохотал по-лешачьи и вертел у виска синим пальцем.

Опущенные жалюзи выстукивали мелодию ветра.

Белый теплоход упирался на обских водах во всю дизельную прыть.

В двухместной каюте штрафбатовца Горелова оживление. Суетилась красивая раскосенькая дама, расставляя на столике бутылочное пиво, портвейн. Появилась связочка жирных ельцов, баночка чёрной икры, запечённая в фольге курица.

— Лучше ресторана!

— Подтверждаю! — улыбнулся Сергей Иванович и, подойдя сзади, нежно втиснул в ладони не засупоненные в лифчик ещё тугие груди.

Полина замерла в стойке приятного ожидания. Повернув голову, подставила некрашеные губы для поцелуя.

— Хорошо побыть чужой женой хотя бы на одну командировку… так что выкладывайся на полную катушку, кандидат исторических наук, оправдывай святое звание любовника.

— Ох, Полька, без прибауточек не можешь.

— Ночи не дождусь… С кем это ты по палубе вышагивал?

— Сослуживец далёкий…

— Чего не пригласил?

— А он нам нужен?!

— И то верно…

Дама польско-украинских путаных кровей Полина Юрьевна недавно перешагнула за пятидесятую параллель жизни. «Вот и шестой десяток распочала, — рассуждала она, — а радости секса стороной обходят… постнятина в постели… привычный надоедливый ритуал сношения… фи, словечко какое придумали…»

Учёному Горелову отдалась со всей отвагой пыла и страсти. В годах мужичок, а что вытворял на интимных простынях съемной квартиры! Точно не было никогда нудистики семейной жизни с помощником районного прокурора.

Она имела красоту не броскую, но притягательную и многообещающую наедине. Зажигательным взглядом бросала мужчинам дерзкий вызов пыла. Горелов однажды заметил:

— Поля, твоим взором можно копну сена поджечь.

— Зачем постель сжигать — копна для утех пригодится.

Похотливость Полины часто пресекал лысеющий муж, ругал в спальне матерными словами, окончательно убивая в тугом теле женщины зов интима. Её нельзя было отнести к разряду блудливых особ, она отличалась серьёзным выбором объекта предназначения: так выражалась сметливая полячка-гордячка.

— Расскажи ещё раз, Серёженька, как тебя крысы от расстрела спасли.

— Крысы от крыс спасли меня. Один госбезопасник Пиоттух стоил всего крысиного расплода. Ему комендант предлагал сменить фамилию на Петухова, он Орловым стал… Крысам я, действительно, благодарен. Пиоттух-Орлов пока искал пластинку с маршем «Прощание славянки» — меня не расстреливали… И вот патефон приготовили, марш появился, а крысы ночью пластинку сгрызли… Пока новую искали — следственная комиссия нагрянула… высшую меру на десяточку заменили…

— Судьба забавляется человеком по усмотрению времени и обстоятельств.

— Ворошить, Полечка, моё былое тяжело… Ты когда-нибудь нюхала аромат вскрытой силосной траншеи?

— Не доводилось.

— Парфюм на всю деревню.

4

Нотка мучения дребезжала в душе Горелова. Зачем так неожиданно оборвал встречу. «Выходит — на бабу променял давнего сослуживца… плохо подумал о фронтовике. Какой он стукач?!»

Май окрашивался не только в красные цвета. Вместительная душа примешала и тёмный колер неожиданной встречи.

Запах вяленой рыбы перешибал в каюте струи французских духов.

Блаженная Полина, рассыпав по подушке белокурье пышных волос, улыбалась во сне.

Лёгкое запоздалое раскаяние выпало в осадок дум. Хотелось плыть одному, но у этой похотливой бестии неожиданно выгорела недельная командировка в Колпашино. Будет инспектировать какую-то контору. Она стояла на грани развода, заранее забрасывала удочку в залив его одиночества. Даже под страхом смертной казни он не пойдёт на сближение душ… на тесное сближение тел подтолкнул ехидный бес — они наловчились подстраивать разные фокусы, проникая не только в слабое ребро.

За жизнь Сергей Иванович успел перемучиться эпидемией ревности, теперь не хотел повторения пройденных исторических ошибок.

Ему попадались на тропах любви женщины разных пород. Одних недооценивал, других наделял массой несуществующих достоинств, пока не обжигался от какой-нибудь вместительной сковородки.

Попадались такие откровенные дамочки, словно считали Сергея верной подружкой, которой можно выбалтывать всё подряд.

Разбитная Полина несколько раз внушала:

— Ты, Серж, в предыдущей жизни был женщиной голубых кровей… из знатного рода…

— Кто же кровь поменял?