Уверенно поднимаюсь и задвигаю стул. Странная встреча со странным парнем. Не знаю, что и думать. Резник мне никогда особо не нравился, но его пристальный взгляд не на шутку смущает.
– Ты с кем-нибудь встречаешься? – он отворачивается к окну.
Кручу в руках красный шарф и тоже смотрю на темнеющую улицу.
– Иногда.
– Только с художниками?
– Иногда со скульпторами, – улыбаюсь.
Резник хмыкает.
– Оказывается, мы с тобой похожи, кто бы знал! Я если встречаюсь, то только с теми, кто в теме. В смысле, в музыке. Другие не поймут.
– Не поймут. А как же фанатки?
– С ними не встречаются. Так, мимоходом общаюсь, – подмигивает.
Не сомневаюсь. Такие, как Резник, не меняются.
– Бывай! – затягиваю шарф в узел и иду к выходу.
– «Бывай» – и все? Ник, а давай я тебя затащу на вечер встречи?
– Через мой хладный труп! – усмехаюсь через плечо и выхожу на улицу.
Ледяной воздух отрезвляет за пару секунд. Что сейчас произошло? Это ведь Резник! У нас нет и не может быть ничего общего.
Я старательно не оглядываюсь на окна кафе, на волнующее столкновение с прошлым.
«Нет и не может быть ничего общего», – повторяю для пущей уверенности.
Глава 1. Резник
Я знала, что Данила Резник был плохим парнем, со школьной скамьи знала. С точки зрения учителей он был ужас, как плох, а для женской половины школы – чудо, как грешен. Я замечала его, как же не заметить, ведь мы учились вместе с десятого класса. Вернее я училась, а он заходил пообщаться с друзьями и поразвлечься с девчонками. Данила был шумным и популярным, и не замечать его не удавалось. Как староста, я часто приходила в учительскую по делам, а он отбывал там очередную повинность.
Он был классическим плохим парнем, а я…
Однажды я забыла подготовиться к контрольной. Заболел папа, и я напрочь забыла об остальном. Пришла в школу, вспомнила о контрольной – и меня как кипятком окатило. Я получила первую и единственную в жизни тройку. Даже сейчас, как вспомню, в животе скручивается тошнотный комок. Вот вам и полный список моих школьных грехов – тройка по математике в восьмом классе. В остальном я была
Говорят, противоположности притягиваются, но такие парни, как Данила, не вызывали во мне ничего, кроме раздражения. Он был хулиганистым шалопаем, не по возрасту наглым, и я воспринимала его как шум. Надоедливый, но, к счастью, отдаленный.
Мы и разговаривали-то всего раз. Или два, не помню точно.
Вру. Помню.
Я разминала глину в школьной мастерской, когда со мной впервые заговорил Данила Резник. Он проучился в моем классе четыре месяца, но до этого дня мы почти не общались и, даже сталкиваясь в коридоре, не тратили время на приветствия. Даже если столкновения не всегда были случайными, в них не было ничего личного: Резник задирал всех девчонок без разбору.
– Я купил Гибсон. Деньги сам заработал, два года копил.
Оглядевшись, я не обнаружила рядом адресатов этой странной фразы. Кроме меня.
– Молодец! – протянула неуверенно.
Знать бы, что за зверь этот Гибсон, и при чем тут я.
Почесав нос предплечьем, я отложила глину. В художественной мастерской пыльно из-за используемых материалов и множества старых работ.
Опустила измазанные руки на стол и улыбнулась однокласснику, дожидаясь объяснений.
– Нос чешется? – Резник потянулся ко мне, потом нахмурился и запихнул руки в карманы.
– Чешется. Тут пыльно.
– Давай почешу! – предложил, краснея. Резник умеет краснеть? – Нос твой почешу! – тут же пояснил, недовольно тряся головой. – У тебя же руки в глине!
– Спасибо, я могу сама почесать. – Демонстративно потрерла нос о грубую ткань защитного халата.
Мы молчим. Жирный голубь вышагивает по отливу за окном, разглядывая нас любопытной бусиной глаза.
– Наверное, трудно так чесать… – сдавленно говорит Резник. Никогда не видела его таким смущенным. Может, с ним что-то случилось?
– Я привыкла.
Он молчит, поэтому я снова берусь за глину. В среду после уроков я посещаю художественный кружок и зачастую остаюсь позже всех. Однако уж кто-кто, а Данила Резник не ходит на дополнительные занятия.
Я разминаю глину, незаметно поглядывая на одноклассника. Словно сам не свой. Обычно самоуверенный донельзя, шумный, языкастый, а тут вдруг топчется рядом, недовольно пыхтя.
– Хочешь, я тебе Гибсон покажу? – спрашивает.
С такими шуточками я знакома с детства, нет уж, не попадусь.
– Сам свой Гибсон разглядывай, желательно в ванной и в одиночестве.
Отодвигаюсь от него на всякий случай. Кто знает, вдруг парни решили подшутить над старостой.
– Дура! – смеется Резник. – Гибсон – это гитара, самая лучшая в мире. Я о ней с десяти лет мечтал. Хочешь, сыграю?
– Я слышала, как ты играешь.
Когда их группа выступила на школьной вечеринке, я ушла, не дожидаясь завершения концерта. Как говорится, на вкус и цвет… Однажды у бабушки в кухонном шкафу обрушилась полка с кастрюлями и сковородками, и звук был похожий.
– Хочешь, я… ну…