Тот самый одноклассник

Парни смотрят друг на друга с вызовом, и я делаю быстрый и безошибочный выбор.

— Гриш, пойдём, передашь меня маме на ручки, если так приспичило.

Сосед выдыхает и отворачивается от Данилы. Тот смотрит нам вслед.

— Резник что, грибами отравился? — хмыкает Гриша, когда мы отходим в сторону. Данила двигается следом, но рядом оказываются его братья и уговаривают не вмешиваться.

— Не знаю, что с ним. Тестостероновая перегрузка, не иначе.

— Он к тебе подкатывал? — напрягается сосед.

— Да нет вроде. Так, рассказал про Гибсон.

— Гибсон — это круто, — вздыхает Гриша, выводя меня из школьного двора. — А Резник — гиблое дело. Если привяжется, я ему врежу, но и ты на него не заглядывайся, а то скажет, что провоцируешь. Таких, как он, лучше не задирать. Скажи, что мы с тобой встречаемся, и, если не отстанет, я с ним разберусь.

— Все и так думают, что мы встречаемся. — Фыркнув, я оглянулась через плечо, всё ещё чувствуя на себе пристальный взгляд Резника.

— Подтверди, что так и есть.

Сосед был безответно и пожизненно влюблён в ветреную одноклассницу, да и потом: я знала его с пелёнок. Реально, с самых пелёнок, мамы клали нас в один манеж. Никакой романтики между нами и быть не могло, но со стороны приятельская близость выглядела подозрительно.

Я, не раздумывая, согласилась на предложение Гриши. Не то, чтобы я подозревала Резника в романтических чувствах, но уж очень не хотелось повторения неуклюжей беседы в мастерской. От его внимания холодели кончики пальцев, а по телу бежали мурашки, и я не знала, нравится мне это или нет.

Склонялась к «нет».

— Ладно, в следующий раз, когда девчонки спросят, придётся подтвердить, что ты мой парень. Уверен, что тебе это не помешает с Людой?

Сосед печально вздохнул.

— Мне с ней ничего не светит, а так, кто знает, вдруг приревнует.

Сомневаюсь. К измазанным глиной зубрилкам не ревнуют.

— Только без всякой фигни, ладно? — прищурившись в свете фонаря, предупредила я, хотя знала, что с Гришей проблем не будет. Ему больше всего подходят эпитеты «бесхитростный» и «простодушный».

— Какой ещё фигни?

— Поцелуйчики там всякие, обжимания…

— На фиг мне это? — искренне изумился сосед. — Была бы Люда на твоём месте — другое дело, а ты мне как сестра. Мы же с тобой соседи, так пусть все думают, что мы дома обжимаемся. В школе-то зачем?

Так у меня появился парень. Гриша, как и раньше, провожал меня домой и помогал с математикой. Взамен я выслушивала долгие и не по-мужски тоскливые причитания о безответной любви. Ничего другого, настоящего не хотелось, да и не могу сказать, чтобы за мной толпами бегали расписные красавцы.

После странной беседы в мастерской Резник вернулся в своё обычное шумно-разгильдяйское состояние. Если он и собирался сыграть надо мной злую шутку, то ничего не вышло, да и томных взглядов он на меня не бросал, только злые. Иногда толкал плечом, проходя мимо, пинал мою сумку и даже — клянусь — дёрнул за хвост, как в первом классе. Но Гриша быстро положил этому конец. Как именно он это сделал, я так и не узнала, но Резник оставил меня в покое. Только однажды, убедившись, что моего грозного защитника рядом нет, поймал в коридоре и, пристально глядя в глаза, спросил:

— Григорий действительно твой парень?

— А как ещё бывает? Понарошку? — попробовала выкрутиться я. Почему-то не хотелось врать, хотя другим одноклассникам я без зазрения совести сказала, что встречаюсь с Гришей.

— Может быть по-всякому. Ты его любишь?

Не сдержавшись, я поморщилась. Ложь неприятно жгла язык. Взгляд Резника был строгим, почти учительским, и в нём читался заслуженный укор.

А ещё в его взгляде было что-то непонятное. Слишком сильное. И синее.

Синее и сильное.

— В шестнадцать лет любовь — понятие относительное, — выдала я снисходительно.

— Значит, не любишь.

— Какая тебе разница?

— Не было бы разницы, не стал бы спрашивать.

— Только не говори, что ты в меня влюблён, — насмешливо фыркнув, я отвернулась от пристального синего взгляда и направилась на урок. Не верю, что Резник воспылал неожиданными чувствами к моей скромной персоне. Скорее, всё это — часть странной и очень неприятной игры. Пари «опозорь старосту».

— Нет, я в тебя не влюблён, — подтвердил Резник, догоняя меня и удерживая у самых дверей. — Знаешь, что я ненавижу больше всего? Ложь. Когда вместо того, чтобы сказать правду, придумывают игру. Ты лжёшь, Ника, причём бездарно.

Острый стыд превратился в багровые пятна на щеках, а следом пришёл гнев. Сильный.

— Что ты из себя строишь? — завопила я, вырывая локоть из цепкой хватки парня. — Я тебе ничем не обязана. Наши с Гришей отношения — не твоё дело. Отстань от меня и больше никогда не приближайся!

Только сев за парту и отдышавшись, я призналась себе, что испугалась. Не Резника, а того, что чувствовала в его присутствии. Словно меня засасывало в трясину, а вокруг не было ни одной живой души, способной прийти на помощь.