Тот самый парень

— Потому что, несмотря на то, что ты думаешь, я бы перевернул небо и землю ради этого старика. Не потому, что пытаюсь заслужить его уважение, а потому что уважаю его. Поэтому, когда он попросил меня найти кого-нибудь, кто не был бы обычной, очевидной шлюхой, которая виснет на моей руке на этих мероприятиях, я пообещал ему, что так и сделаю. Это обещание обошлось недешево. А теперь ее нет. И все потому, что ты украла мешок с гребаным собачьим дерьмом.

Вообще-то, я сама упаковала это дерьмо. Но неважно.

— Очень похвально с твоей стороны — пойти на такой шаг ради своего дедушки. Но ты, правда, заплатил пятьдесят тысяч за один вечер с этой цыпочкой?

— Правда.

— Не мог найти купон со скидкой или что-то в этом роде?

— Ради всего святого…

— Что? Я просто говорю. Я бы сделала это и за половину этой суммы.

— Да?

— Да. Заплати мне двадцать пять штук, и я буду той, кем ты хочешь, чтобы я стала на вечер.

Джейк улыбается. Это… пугающая улыбка. Мне она не нравится.

— Я не буду платить тебе двадцать пять тысяч, Пенелопа.

Я качаю головой, глядя на него.

— Я пошутила. Ты не можешь платить мне за то, чтобы я тусовалась с твоим дедулей-засранцем.

— Хорошо. Рад, что ты так считаешь.

Я настороженно смотрю на него.

— Почему?

Его улыбка становится только шире.

— Потому что ты сделаешь это бесплатно.

Глава 8

— Все как в тот раз, когда ты уверяла, что Джейсон Олдин знал, что мы будем в его концертном автобусе, а потом нас арестовали за незаконное проникновение? (прим.: Джейсон Олдин — американский кантри-музыкант)

Почему, спустя три года, Эмили все еще пытается заставить меня чувствовать себя дерьмово из-за той истории? И почему именно сейчас? После того, как я только что сообщила ей лучшую новость в нашей жизни?

Первое, что я сказала после того, как Джейк поставил меня перед фактом, что я иду с ним на вечеринку, было: «Очуметь! Надо позвонить Эмили!» Что я и сделала. И теперь она швыряет в меня ту бомбу из прошлого вместо того, чтобы порадоваться за меня.

Наверное, просто завидует.

— Да, нас арестовали за незаконное проникновение. Но не обвинили. Вопрос с обвинением я решила, помнишь? И ты сделала селфи в концертном автобусе знаменитости. А помнишь то нижнее белье, которое я тайком стащила для тебя?

— С нас сняли обвинения, чтобы им больше не пришлось видеть твое лицо, Пенелопа. Ты ничего не решила.

— Но ты сделала селфи.

— Наши телефоны конфисковали и удалили все селфи! Это было частью сделки, чтобы снять обвинение.

— Но нижнее белье…

— Ты продала его помощнику шерифа…

— Да-да-да, за недоеденный сэндвич из «Сабвэй» и пакет черствых картофельных чипсов. Говори, что хочешь, но эта еда спасла нам жизни той ночью. Без нее мы, вероятно, откинулись бы от алкогольного отравления.

— В ту ночь я серьезно траванулась, — в ее тоне слышится горечь. — Наверное, потому, что ты отказалась делиться тем гребаным сэндвичем.

— Ты упускаешь главное, Эм. Миллиардер только что попросил меня пойти с ним на вечеринку, чтобы произвести впечатление на своего дедушку. Я живу нашей мечтой. Порадуйся за меня. И самое главное, соври моей маме и скажи ей, что ты собираешься устроить мне поездку-сюрприз в Нью-Йорк, и что мы вернемся через неделю.

— Хорошо.

— И не забудь, ты должна оставаться дома и не включать свет, чтобы, когда мама будет проезжать мимо, она не заподозрила неладное.

— Может, я просто приму горсть таблеток и просплю следующие три дня? Или вечность?

— Не драматизируй. Такие таблетки нам не по карману. И я слышала, что передозировка тайленолом очень болезненна.

Ее смех — это музыка для моих ушей.

— Ты такая дурочка.

Она до сих пор не знает, что я преуспела в своем плане отомстить за ее разбитое сердце. Решаю приберечь это до возвращения домой. Максимум похвалы и все такое.

— Мне пора. Скоро увидимся. К черту Люка Душанана.

— К черту Люка Дюшанана.

— Ты только что произнесла: Люк Дюшанан?

Вздрагиваю от голоса Джейка. Бросаю трубку, повозившись еше несколько секунд, прежде чем окончательно поставить ее на базу.

— А? Нет. Я даже не знаю такого имени. Что случилось? — лепечу я бессвязно.

Потому что лгу. И мне бы не пришлось этого делать, если бы он снова не подслушивал. И я, вероятно, смогла бы дышать, если бы он снова не стоял в дверях кабинета. Уперев руки в бока, он снова выглядит слишком красивым. Но я даже не могу говорить, не заикаясь, потому что меня снова заводит его образ. Мысли о том, каково будет объездить его лицо…

Он мне не верит. Но, к счастью, не обращает на это внимания.

— Пойдем. Альфред только что принес гардероб мисс Симс. Давай посмотрим, подойдет ли что-нибудь. — Он поворачивается и неспешно уходит. Я задерживаюсь на секунду, чтобы оценить открывающийся вид. Или минуту. Достаточно долго, чтобы он рявкнул через плечо. — Пенелопа! Кончай придуриваться!

— Кончаю! — Почти буквально.

Я иду за ним в комнату для гостей, где стоит тележка для багажа, переполненная несколькими сумками, круглыми и квадратными коробками с причудливыми лентами и множеством небольших пакетов, набитых разноцветной папиросной бумагой.