Тот самый (СИ)

Котов слез со стола, на котором сидел боком, и потянулся к графину, налить себе воды.

— После революции тайную миссию на себя принял сам Гувернёр, Амбросий Палыч. Возродил, можно сказать, совсем захиревший отдел, придал должного блеску…

Я слушал и смотрел на Котовский стол. То было древнее и благородное строение. С массивными, поеденными древоточцем тумбами. Слышал, антиквары так вообще за мебель не считают ту, в которой нет фамильного древоточца…

Ящики его наверняка закрывались на немецкие замки, а на обтянутой когда-то зелёным, а теперь уже серым от старости, вытертым плюшем столешнице, можно было играть в бильярд.

Какие тайны скрываются в этом столе? — меланхолично думал я. — Наверняка за ним Александр Христофорович и сидел. Перебирал бумаги, откладывая одни, и ставя на другие страшную, как приговор, печать…

И вот за тем же столом, в том же кабинете, сидит мой друг майор Котов. Когда, в какой момент, я начал относиться к майору, как к близкому другу — не помню. И учитывая, что такого калибра друзей у меня исчезающе мало — даже удивительно, что не помню.

— Генерал Пустобрёхов, приняв должность начальника Управления, пообещал искоренить упырей и колдунов на корню, а начать решил почему-то с моего отдела… — не совсем логично, — или я что-то пропустил — закончил Котов.

— А присутствие в твоём отделе аза, грешного, — со всеми анонимками, поклёпами и жалобами, лишь облегчает бравому генералу удовольствие, — кивнул Алекс.

— Да ерунда, — отмахнулся майор. — Прорвёмся.

Он противоречил сам себе, но я почему-то верил.

— И вправду ерунда, — легко согласился шеф. — Только не вовремя.

— А что, угодить в чистку можно «во время»? — с интересом переспросил Котов.

— Можно предположить, что мешает нам всё тот же…

— Лавей, собака, — закончил майор. — Это и слепой козе ясно. Но ведь не легче же! Пустобрёхов копытом бьёт. Вчера только собрание созывал: — «Ударим православным самосознанием по мракобесию и чернокнижью» — его собственные слова… А тут — анонимка на тебя. И какая. Видели, как ты на Еврейском кладбище могилы рыл, и мертвецы после этого по проспекту табуном неслись…

— Не «после», — задумчиво поправил Алекс. — А «до». В смысле, сначала они бежали, а потому уж я могилы рыл.

— Так это правда? — оживился майор.

— Кадет, подтверди.

Я кивнул.

— Ну вы, блин, даёте, — майор вновь налил воды и выпил, дёргая кадыком, весь стакан.

— Зато у тебя, на этот раз, имеется не эфемерная анонимка, а полноценный донос, — утешил Алекс.

— Хрен редьки не слаще, — понурился майор. — Если это всё правда… — он выдохнул, как перед прыжком в омут. — Я вынужден принять меры.

— Ну и принимай, — милостиво разрешил шеф. — Это ведь твоя работа.

— И заключается она в том, чтобы «колдуна и некроманта взять под стражу», — рявкнул Котов.

Вот тут шефа проняло. Он даже поднялся из кресла и подошел к майору вплотную.

— Что, правда что ли? — спросил он встревоженно.

— А у меня есть выбор? — резонно возмутился майор. — Раз ты сам подтверждаешь, что всё так и было…

— Но ведь мертвецов выпустил не он, — вступился я за шефа. Разговор всё больше напоминал приснопамятную беседу в «палате номер шесть». — Это был Диббук, которого шеф как раз таки усыпил.

Котов устало потёр загривок.

— Ладно, отцы, предлагаю вот что: я тебя, Сергеич, посажу. На трое суток!.. — он выставил перед собой открытые ладони. — За это время мы соберём доказательства, что твоей вины не было, а всё наоборот… Пустобрёхов сядет в лужу и на какое-то время перестанет брехать. В результате все довольны.

— Да, но пройдёт трое суток, — тихо напомнил Алекс. — А в данных обстоятельствах их смело можно приравнять к вечности.

— Не дрейфь, — майор похлопал Алекса по плечу. — Кадет тебя прикроет.

Я думал, шеф рассмеётся, или хотя бы фыркнет, но тот лишь выжидательно посмотрел на меня. Синхронно с Котовым.

— Э… да. Да, конечно. Не беспокойтесь, — от избытка чувств я вытянулся во фрунт, как на параде.

Глаза будто завернули в туалетную бумагу. Которую хорошенько присыпали солью.

— Не всякому такая честь по плечу. Крепись, кадет, — торжественно сказал Алекс, положив руку мне на плечо. — Не пукни.

Котов, вздрагивая, прикрыл лицо разлапистой пятернёй.

— А я даже рад, что он согласился, — говорил майор, провожая меня через несколько блок-постов до Хама. — Отоспится, книжку хорошую почитает… Может, стишок какой накарябает.

— Он ещё пишет? — меланхолично спросил я. Перед глазами стоял образ шефа, каким я видел его перед препровождением в камеру: без галстука, без ремня, ботинки щерят хищные языки — шнурки у него тоже забрали. На подбородке и щеках уже выступила сизая утренняя щетина… В тот миг взялось откуда-то мерзкое ощущение, что вижу я шефа в последний раз.

— А то, — голос Котова был преувеличенно бодр. — Вернётся — попроси почитать. Любопытное чтиво, я тебе скажу.

— А ты уверен, что с ним всё будет в порядке? — у дверцы Хама мы остановились покурить. Не ожидал, что пальцы у меня будут так сильно дрожать.