Tot-Svet@mail.ru

Апрель!.. Но откуда-то взялась метель, и ветер, какой-то совсем не весенний, по-февральски злой, так густо гонит хлопья снега, что, кажется, хочет замести грязную колею железнодорожного пути, чтобы оставить Диванова в холодном вокзале до утра. «Эх, Вологда — гда-гда, Вологда — гда…» — притопывая подмерзающими ногами в тонких концертных ботинках, вспомнил Диванов нелепую строчку из чьей-то песни. А через полчаса он уже сидел в шумной кампании рыбаков «из Мурмана», едущих куда-то «к югам вызволять своего «Сеньку», в смысле, сейнер». Диванова они узнали, как только он вошел в купе и поприветствовал «честную кампанию», выдав ей на замерзшем лице свою фирменную телеулыбку.

Рыбаки — трое заросших щетиной здоровых мужиков, молча сдвинулись на лавках, освободив для Диванова место у столика. И самый крепкий и бородатый из них, тот, что остался за столиком напротив, без слов налил из заварного чайника полстакана, считай, чефира, бросил туда сколько-то кусков сахара, из высокой бутылки долил до полного прозрачного до синевы «капитанского» спирта и подвинул стакан Диванову:

— Это тебе нашего, морского, рыбацкого — за встречу. И вот — закусить, что бог послал, и море дало, — сказал он неожиданно мягким голосом.

— А что это? — спросил Диванов.

— Ты не спрашивай, ты давай! Замёрз ведь. А это морской душегрей. Любую простуду вышибает. Лучше бы с водкой, конечно, но и «капитанский» голландский спирт ничего… Даже крепче получается. Давай, давай — не отравим! И тресочка вот, по-домашнему изготовлена.

— Мы загадок не загадываем, мы — «подсказки из зала» даём, — поддержал старшего ещё один.

Дивнов поставил стакан на согнутый локоть, тугими медленными глотками опорожнил его и, не морщась, с улыбкой оглядел рыбаков: мол, вот так мы пьем!

— Вкусный у вас душегрей, надо запомнить способ! — И он приступил к «тресочке». — У! И это — язык проглотишь! Славно живете, рыбаки! — восхитился Дивнов.

— Эт-точно. Пьем и жуем славно, — сказал бородатый. — Только вот жулья на земле стало больше, чем рыбы в море. Мы чего на юга-то катим? «Сеньку» нашего у нас чисто из-под жоп выдернули. Прямо в море. «Не ваш, — говорят, — сейнер. Сойдите с него по-хорошему.» И сплавили к себе. Вот едем судиться. В Новороссийск. Ничем не поможешь из Москвы? Наш был сейнер по всем документам. Мы его у рыбхоза за свои выкупали, доводили до дела. А эти подчалили: «Арестовано судно. Вам приказ сойти на берег, а нам — в другую сторону». Хорошо ещё в трюм не законопатили гнить с треской…

— Да, мужики… Бардак в стране …Жалко, я не по этой части и сейчас в простое… Не придумаю, чем помочь…

— А ты задай вопрос залу: кто бардак-то устроил в России — Горбачёв? Ельцин? Гайдар? Березовский?

— Все вместе и каждый по-своему… Жалко, зала у меня теперь нет…

— Тоже кресло из-под жопы выдернули?

— Не совсем так, но, в общем — похоже. Я, правда, сам в чём-то виноват…

— Это бывает… И где теперь, кому вопросы задаешь?

— Сам себе. С ответами только что-то хреново.

— Это — да, согласился бородатый. — Как говорится, знал бы прикуп, жил бы в Сочи… — И предложил: — Ну, чего? Еще по одной, и на бок?

— Извиняйте, рыбаки, я уже тёплый… Которую полку могу занять? А то билет дали даже без места, — устало выговорил Диванов.

— Раз без места, выбирай любое, — сказал бородатый. — А мы ещё по чуть-чуть…

Диванов тяжело взгромоздился на верхнюю полку и, пока стаскивал там свитерок и брюки, думал, что уснет сейчас, едва коснется подушки. Он лег, вытянулся, расслабил тело и мысленно, в такт дыханию начал считать: вдох — один, выдох — два, вдох — три,… дав себе команду забыться ещё до тридцати. Но странно… счёт уже перевалил за сорок и ни разу не спутался, открываются и глаза… Рыбаки тактично не гудят голосами, шепчутся хрипловатым шёпотом, а сна нет. «Чефир или полусухое белье? — спросил он себя и сбился с размеренного счета. — Или жизнь, в которой теперь одни вопросы и никто не пишет на монитор ответов?.. Приеду, спрошу у Волгаря: кому и чем я перешел дорогу? Он опять затянет: «ответь себе сам…» Ау, Диванов! Что ты сделал такого, что жизнь платит тебе теперь одними мятыми червонцами?… А дома, на Дону — весна… Играет солнце… Пышут желанием казачки — одна краше другой… Какая была жизнь!.. И «черт занес в другую сторону…» Ладно. Занёс и занёс. Сам хотел. Гордился перед однокурсниками, полз по ступенькам должностей… И, кажется, не делал подлостей… Разе что по-мелочи, прости меня, Господи… Неужели за это за всё так щекочет меня судьба?… Хороша щекотка — плакать хочется… Спи, Диванов, спи. Вдох — раз, выдох — два…»

В купе погас свет. Кто-то из рыбаков ушёл, остальные с тяжелыми вздохами и бормотанием улеглись по местам, и через какие-то секунды купе наполнилось крепким мужским храпом.

Глава 25