Tot-Svet@mail.ru

«Когда сидишь в пустом доме один, и перед тобой камин колышет языками пламени, и дом освещается, по сути, только этими всполохами, и всполохи эти играют рубиновыми извивами в бокале прекрасной «Хванчкары», самое время подумать о всполохах счастья, что мелькали в твоей жизни и, к сожалению, вот так же улетали куда-то в темное пространство. К звездам? Или туда, где ты? И заметны ли они там — искры именно моего счастья? У меня ведь их было много… Или вы там видите только тёмные пятна на фоне, как ты говоришь, «солнечных зайчиков» человеческих душ? А ты знаешь, я вот тут подумал о том, что ты мне писал — сейчас у меня для этого масса времени: я свободен от работы, от семьи, от любовниц, от друзей, от паскудства подёнщины — от всего! Со мной только пустой дом, поленница дров из ольхи и два кувшина чудесного вина… Так вот, я подумал и, ты знаешь, я заблудился в дебрях, которые могу определить только как «моя жизнь». В ней было все — высокие стремления, безобразные поступки, преодоление, карабканье вверх, падения, любовь, предательства, самолюбование и самоуничижение, радость и слезы… Словом, дебри! Но не так ли может сказать о себе и любой человек на земле? Не так ли и ты метался по жизни?! И что? Мы за это наказаны — ты автокатастрофой, я — выпадением из круговорота друзей, творчества и забот — к камину в пустом доме?»

Отстучав этот сбивчивый поток мысли, Диванов набрал адрес Волгаря и отправил текст.

— Я тебя слышу. Здравствуй, Дмитрий! — высветилось на экране. — Какой-то ты новый сегодня…

— Наоборот. Я — старый. И годами, и итогами жизни…

— Странно, лет тебе — всего ничего. Но я говорю о твоих мыслях. Они для меня новы. Это итог поездки с Альбиной Мирной? Или начало осознания прожитых лет? — спросил Волгарь.

— А что? По-твоему, мне рано их осознавать?

— В осознании жизни не бывает понятия «рано». Бывает — «поздно».

— Ты не ждал, что оно вообще ко мне придёт?

— Не ждал. Я — верил, что придет. Может быть, не так скоро. Там или Здесь оно приходит в каждую Душу. И если ты уже ощущаешь его приход, это огромное благо. Ты почувствуешь, как обновляется твоя Душа, как она услышит голос Совести и станет наполняться благостью…

— И я, задрав штаны, помчусь… во храм божий?

— Не ёрничай, пожалуйста. Никто тебя не гонит в храм. Благость — это любовь. Но не та, как ты её понимал или понимаешь сегодня. Это не Саша и не Маша, не Витя и не Митя… Это не страсть к гламуру или накоплению капитала… Это любовь ко всему окружающему тебя, это отзывчивость, это творение Добра как высшего начала…

— Красиво! — отбарабанил по клавиатуре Дивнов. — Но, увы, мне! Я — сторонник конкретной любви. К Саше и к Маше, меньше — к гламуру и больше — к капиталу. Он, однако, не отвечает мне взаимностью. Из окружающего — люблю свой большой дом в лесу, огонь в камине и кувшин «Хванкчары» на столе. А больше у меня ничего нет. Даже любимой работы в эфире. И я подозреваю, что потерял её, пообщавшись с тобой. Прости!

— Прощаю. И хочу сказать, что тебе очень полезно побыть в твоем большом доме ещё несколько дней. Он очищает твою Душу. И эфир вернется, но не на уровне вопросов, а ответов.

— А что, отвечать на вопросы лучше, чем их задавать?

— Во всяком случае, полезнее. Ты же знаешь, что выигрывали у тебя только те, кто давал правильные ответы. А жизнь — больше, чем игра. Она иногда задаёт такие вопросы, ответ на которые стоит жизни.

— Ага! — оживился Диванов: — Значит и вопросы бывают ценою в жизнь!?

— Бывают. Но стоит-то жизни — ответ.

— Не хочешь ли ты, дорогой друг, сказать, что сейчас передо мной стоит именно такой вопрос? — с нетерпением азартного игрока отстучал Диванов.

— Хочу. И скажу: этот вопрос ты сейчас задаёшь себе сам. И ответ на него — за тобой.

— Ты хорошо устроился, дорогой друг! У тебя на всё про всё один ответ: «САМ». Сам спросил — сам ответил. Попал — живи, не попал — пропал?

— Я знал, что ты когда-нибудь поймешь это. Ты понял. И выиграл жизнь. До встречи!

— Э-э! Подожди! До встречи как? Я — с тобой или ты — со мной? — нервно застучал по клавиатуре Дивнов.

— Ты же САМ теперь знаешь ответ, — высветилось у него на экране.

Глава 27

Волгаря поджидала Душа отца Павла. Она витала в пространстве, за которым Волгарь разглядел знакомые когда-то очертания тихой реки, несущей рыжие торфянистые воды среди низких берегов, отороченных у воды старыми ветлами. Берега иногда взбегают пологими взгорками, на одном из которых торчит остов порушенной когда-то колокольни, разобранной потом по кирпичику на сельские нужды. Дальше — широкий омут, поднятый над уровнем речки заросшими валами берегов с остатками какого-то строения, ниже которого, как гнилые зубы торчат поперек речки отдельные пеньки бывшей запруды при мельнице. «Господи, да это же мельница у Рябины! — узнал картину давнего своего детства Волгарь. — Вон там дальше село Берег, а это — бывшая церковь и кладбище где-то за ней…»