В связи с этим английский ученый Алан Коусон
в книге «Корпоративизм и политическая теория» указывает, что разные авторы толкуют корпоративизм по-разному. Согласно наиболее враждебным к нему авторам при корпоративизме на место свободы частного капитала приходит государственное руководство, вполне соответствующее ленинской концепции госкапитализма. Иные авторы говорят о корпоративизме как третьей силе — некапиталистической и несоциалистической. Иные видят в нем особый путь, при котором частные интересы организуются и взаимодействуют с государством. По их мнению, при корпоративизме государство не является инструментом господствующего класса, а олицетворяет собой некую общую волю, направляя преимущественно частное предпринимательство, исходя из 4-х принципов: единство, порядок, национализм и успех. Корпоративизм в отличие от социализма не проводит широкую национализацию народного хозяйства, сохраняет принцип частного предпринимательства, но в отличие от капитализма корпоративное государство обладает широкими правами66
в отношении народного хозяйства, и на место саморегулирующегося рынка приходит олигополия.
Положение корпоративизма где-то между свободно-рыночной и бюрократическо-монополистской политикой Коусон поясняет следующими примерами.
1. Свободный рынок
. При нем безработные и обездоленные получают какие-то трущобы для жизни по заниженным ценам; ничего лучшего им не дождаться.2. Бюрократическое решение проблемы
. Правительство непосредственно строит жилье, используя нанимаемых им рабочих.3. Корпоративное решение
. Правительство заключает договор с частными строительными фирмами или профсоюзами на строительство ими жилья, о количестве зданий, их типе и пр. принимается обоюдоприемлемое решение на основании договоренностей между правительством и заинтересованными сторонами.Корпоративизм, таким образом, указывает автор, может быть диктаторским, монополистическим или демократическим. Идеальным примером демократического корпоративизма автор считает современную Австрию (где в свое время и зародился
67
В меньшей степени, чем в Австрии, но тоже значительно, макрокорпоративизм развит в Швеции, Норвегии и Голландии. На этом Коусон оканчивает свой обзор вопросом, случайно ли то, что все эти страны невелики — с населением менее 15 миллионов? По-видимому, все же не случайно. Не случайно, наверное, и то, что в таких странах, как нацистская Германия, фашистская Италия, да и имперская Япония корпоративизм оказался очень удобной системой для укрепления тоталитарного режима. Из этого можно сделать заключение о корпоративизме подобное тому, какое сделал Тальмон в отношении демократии: если демократия может быть тоталитарной или либеральной, то и корпоративизм может быть тоталитарным или демократическим, и тогда при условии, что речь идет о либеральной демократии, он может работать без вырождения в полицейский террор, как в выше приведенных малых странах.
Дело в том, что демократии, либерально-демократический строй вообще, работают лучше в малых странах, чем в больших, а лучше всего, вероятно, в городах-республиках наподобие древних Афин или современного Сан-Марино, например. Большие же, и особенно многонациональные государства, вообще чреваты вырождением в полицейские. Им приходится держать большие армии и сложные полицейские структуры, которые сами по себе расположены к диктатуре, командности. Если такое государство отстраивать по принципу корпоративности, при котором голос отдельного гражданина, становится гораздо менее эффективным, чем в условиях классической либеральной демократии, опасность его вырождения в тоталитаризм становится гораздо реальнее, чем в малых государствах, в которых отдельный гражданин всегда более слышим, чем в империях.
Аннотированная библиография