главы НКВД Ягоды, который через год падет жертвой своего преемника — Ежова, от имени которого произошло имя нарицательное «ежовщина», когда террор и самые жуткие пытки превзошли все, бывшее до того. Однако после еще двух громких процессов в Москве, закончившихся расстрелами Бухарина, Радека, Рыкова, Ягоды и еще нескольких десятков старых большевиков, и аналогичных процессов или просто тайных расстрелов ведущих коммунистов, Сталин решил попридержать вожжи. Было объявлено, что в чистках произошел перегиб. Кое-кто из заключенных был выпущен, многим сократили срока. Интересно, что, хотя на периферии шла не менее жестокая чистка с массовыми расстрелами и ссылками, показательные процессы не были распространены на расправы областного масштаба. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» думает, что этого не произошло по той причине, что для самооклеветания в виде лживых, заданных следствием «исповедей» требуется особый тип фанатика, преданного идее, во имя успеха которой он готов погибнуть, руководствуясь марксовым историческим детерминизмом — верой, что победитель является исполнителем законов истории. Таким диалектическим мышлением были пропитаны старые большевики и такие теоретики марксизма, как Бухарин и пр. На областном уровне таких фанатиков не нашлось. Солженицын приводит пример бывшего секретаря одного из обкомов, Власова, которого он встретил в концлагере. В области предполагалось провести показательный процесс, центральной фигурой которого должен был быть этот Власов. Его арестовали, бесчеловечно пытали, но не смогли заставить играть ту роль, которая ему была задана. В лагерь его отправили, но процесс был им сорван. Солженицын думает, что на провинциальном уровне Власов был не единичной фигурой и что именно прагматизм таких Власовых и отсутствие у них слепой веры в коммунизм предотвратили расширение показательных процессов на всю страну и привели к их сворачиванию после трех московских процессов.
Летом 1938 года на место Ежова пришел Берия. К концу 1938 года Ежов был расстрелян. Такая частая смена руководства машиной террора легко объяснима: Сталин опасался накопления чрезмерной мощи в руках руководства
394
карательных органов — мавр должен был уйти, сделав свое дело, иначе он становится опасным. Один только земляк Сталина Берия продержался на этом посту целых 15 лет, пережив Сталина, но и в этом случае, как мы увидим, положение Берии стало очень шатким в последний год жизни Сталина. Поэтому есть вполне обоснованные предположения, что, опасаясь за свою жизнь, Берия пошел на крайнюю меру самозащиты — убил Сталина[10]
. Но вернемся в 1930-е годы.Помимо коммунистов, в 1930-е годы было уничтожено почти все духовенство, и количество действующих православных храмов, например, сократилось с 30 тысяч в 1929 году до нескольких сотен в 1939. Наряду с духовенством и религиозным активом уничтожено было большинство деятелей Союза воинствующих безбожников (СВБ), который нужен был Сталину при НЭПе, когда в стране легально существовали различные общественные организации, в числе которых формально был и СВБ, хотя на самом деле это была ударная команда большевистской партии. С ликвидацией НЭПа и перехода к поголовному уничтожению религий и духовенства в 1930-е годы нужда в каких-то псевдообщественных организациях на антирелигиозном фронте исчезла, организацию и ее деятелей, которые к тому же слишком много рассуждали и спорили, можно было «убрать». Параллельно проходила кровавая чистка в руководстве комсомола, тесно связанного с СВБ. Другой «корпорацией», которой у Сталина было еще больше оснований не доверять, чем компартии, были вооруженные силы. Командный состав состоял либо из дореволюционных генштабистов, завербованных в Красную армию Троцким в качестве военспецов под страхом расправы с родственниками, взятыми в заложники, либо из ветеранов Красной армии, получивших профессиональное образование уже после Гражданской войны в военных академиях, преподавателями в которых были те же царские офицеры. Ни у тех, ни у других не было оснований восторгаться сталинским режимом. У дореволюционных офицеров за редким исключением вообще не было идеологической привязанности к коммунизму,
395