Тоталитаризм и вероисповедания

исторического и диалектического материализмов с их «обязательной» цикличностью исторического процесса. Заваривая кашу в России, он оправдывал революцию в стране раннего капитализма лишь тем, что русская революция перекинется в страны Западной Европы, где и разовьется строительство социализма. И только в результате провала мировой революции ленинский интернационализм вынужден был принять своеобразную форму национализма, логически выводимого из идеи построения социализма «в одной отдельно взятой стране»[14]. Для Мао эти псевдонаучные построения имели мало значения. В своем увлечении утопическим видением построения социализма и коммунизма «по щучьему велению», без всяких там промежуточных стадий буржуазного капитализма, Мао не допускал мысли о том, что капитализм может играть прогрессивную роль. Вообще Мао был чужд Марксов закон истории, по которому логически можно было, сложа руки, ждать осуществления диалектических процессов, результатом которых, мол, волей-неволей, будет коммунизм. Мао был волюнтаристом. Источником будущего социализма в его глазах был китайский народ, а не какой-то импортированный городской капитализм. Точно также Мао отрицал необходимость городского пролетариата для построения социализма, свято веря в развитие социализма из крестьянской деревенской общины, и считал за благо незначительную роль городских классов, в том числе и интеллигенции, в жизни Китая. В этом смысле он был ближе к русским народникам-утопистам, чем к марксизму. Психологически этому отвержению марксова тезиса о прогрессивности и обязательности капиталистического периода в историческом развитии способствовал тот факт, что промышленными предприятиями в Китае владели почти исключительно иностранцы на концессионных территориях (как бы вне Китая), и условия труда китайских рабочих на них были весьма тяжелыми. Поэтому те небольшие ростки китайского промышленного предпринимательства, которые начали появляться во внутренних провинциях Китая, вызывали к себе резко враждебное

487

отношение китайских коммунистов. Если горожанин Ленин ставит себе целью завоевание деревни как условие выживания советского строя, деревенская социалистическая революция Мао, «принявшая форму партизанской войны, сначала восторжествует на деревне», но своей окончательной целью она ставит «завоевание городов, как главных баз противника»[15].

Другим очень важным отступлением Мао от ленинизма (и сталинизма) был его анархизм. Он требовал от кадров всех рангов полного подчинения себе и безжалостно убирал с дороги и из жизни любого, ставшего у него на пути, осмелившегося не соглашаться с ним, особенно если у его критика были какие-то последователи. В этом плане кровавость Мао не уступала Сталину. Но, быть может, как раз из-за какой-то внутренней неуверенности в собственном авторитете, он очень рано начал создавать культ своей личности, что облегчалось, во-первых, его легендарным 10-тысячекилометровым походом в самые набитые, бедные и отдаленные провинции Китая. Выживание его и его армии в этих условиях, когда к тому же Чан Кайши объявил за его голову премию в четверть миллиона долларов, уже создавало легенды о его неуязвимости. Среди темного народа, верившего в шаманов, чары, создать культ себе было гораздо легче, чем в интеллигентско-городской среде.

Особенно после прихода к власти он постоянно разрушал окрепшие было и дисциплинированные эшелоны власти под ним, государственной или партийной. Таковы были его Великий скачок, его кампания Ста цветов и наконец его Культурная революция, которые мы рассмотрим ниже более подробно. А пока взглянем на начало его правления в Китае после изгнания Чан Кайши и дальнейшее правление Мао и его наследников, не забывая о нашей главной теме — рассмотрение соотношения этой власти тоталитаризму.

Захват Китая коммунистами шел с севера на юг. Если на севере уже существовали советы в качестве местной власти, то на юге они создавались впервые в основном новоиспеченными молодыми коммунистами и комсомольцами. С первых же шагов село разделялось по имущественному и классовому

488

признакам. Тут же создавались «народные трибуналы», приговоры которых не подлежали обжалованию, особенно если речь шла о расстреле так называемых «классовых врагов». Коммунистические активисты настраивали крестьянские массы против «кулаков» и помещиков, пытались вызвать зависть бедных крестьян, демонстрируя им относительно роскошную обстановку в домах зажиточных крестьян и помещиков. Добившись соответствующего эмоционального накала, устраивали суды с почти непременными казнями. В этой первой чистке по, вероятно, завышенным данным Гоминьдана было казнено до 15 миллионов. Западные китаеведы считают, что эта цифра является 10-кратным преувеличением.