Тоталитаризм и вероисповедания

Среди обвинений, выставляемых творческим священникам-миссионерам, упреки в том, что, помимо прихода или в составе его, они создают общины, которые якобы существовали только в первобытном христианстве и противоречат приходской структуре. При этом забывают об общине, например, недавно канонизированного о. Алексия Мечева, унаследованной после его смерти в 1924 году его сыном — иереем Сергием, расстрелянным большевиками в 1941 году. Но в современной РПЦ как раз в консервативных приходах подлинных приходов и приходской жизни почти нигде нет. Ни «двадцатка», ни «десятка» приходом не является, хотя большинство священников да и церковное начальство именно «двадцатку» считают приходом. При такой системе основная масса верующих в жизни своей церкви не участвует и является просто «захожанами» или «прохожанами». При такой системе развивается чуждый православию клерикализм, образуется пропасть между мирянами и духовенством, в то время как понятие приходской общины предполагает тесное сотрудничество духовенства и мирян. В нормальной церковной структуре прихожане несут материальную ответственность за свой храм и берут на себя обязанности по содержанию

632

храма и причта. Даже в самой богатой стране — Соединенных Штатах Америки — для нормальной жизни прихода требуется, чтобы приходская семья или община состояла по крайней мере из 30—40 обеспеченных семей. В современной же России содержание прихода вряд ли под силу группе численностью менее 500 человек. Приход является основной ячейкой Церкви[5], состоящей из мирян и духовенства в единой общине. Совместно они и управляют приходской жизнью. Приходские собрания, состоящие из всех молящихся, взявших на себя ответственность за церковь (а не только из «двадцатки»), выбирают церковный совет или правление, которое, как и настоятель, подотчетны приходскому собранию. Такое практикуется в современной России лишь в нескольких приходах, на которые наши ультраконсерваторы немедленно наклеивают ярлык — «обновленцы»![6] Хотя во всех храмах возносятся молитвы за воссоединение Церквей, наши ультраконсерваторы (вместе с их карловацкими собратьями) боятся любого шага к сближению не только с западными христианами, но даже с нашими восточно-православными собратьями — коптами, эфиопами, армяно-григорианами, малабарскими христианами[7]. Им невдомек, что богословие коптов признано вполне православным, и в большинстве православных церквей коптов и прочих так называемых «монофизитов» причащают ровно так же, как и прочих православных. Делает это уже давно и митрополит Московской патриархии Антоний Сурожский. Упрекают консерваторы миссионерствующих современных священников в том, что они чаще ссылаются на православных богословов

633

и мыслителей нашего времени, чем на отцов Церкви. Даже если это так, то тут нет ничего зазорного. Естественно, для современного читателя понятнее писания своих современников (от Флоренского до Шмемана, от Афанасьева до Мейендорфа), чем вещи, написанные тысячу и более лет назад авторами, окруженными совершенно иной культурой и иными понятиями.

О восстановлении церковной общины мечтал о. Александр Шмеман и проводил это в жизнь в приходе Свято-Владимирской духовной академии, ректором и профессором литургического богословия которой он был. Он же и другие современные нам православные богословы настаивали на частом принятии Святых таинств. Все это раздражает наших консерваторов прежде всего потому, что этого не было в дореволюционной России, которая для них остается эталоном для подражания во всем, забывая, чем окончились «предания» императорской России и в каком духовно плачевном состоянии была Церковь в императорской России, какой был упадок религиозности в народе накануне революции[8].

Причину такого пиетета по отношению к «традициям» Синодального периода Русской церкви блестяще проанализировала мать Мария (Скобцова), замученная в нацистском концлагере за то, что спасала евреев[9]. Одаренный поэт и религиозный мыслитель, монахиня Мария оставила нам в наследство замечательный критический анализ типов русского благочестия, в котором пророчески даны характеристики и историко-психологическая подоплека гонителей всего

634

динамического, свежего, живого в Русской церкви сегодня. Мать Мария видит здесь несколько типов «благочестия»: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический и евангельский. Коротенько коснемся их, но оставим «уставщичество» на конец, поскольку оно наиболее профетично, а, следовательно, и злободневно сегодня.