Тоталитаризм и вероисповедания

«Ей, этой горсти, принадлежит монополия европейской образованности и просвещения в России ... и если Россия не может обойтись без этого просвещения под угрозой политической и национальной смерти, то как высоко и значительно это историческое призвание интеллигенции, сколь угрожающе огромна ее историческая ответственность перед будущим нашей страны, как ближайшим, так и отдаленным!

118

Вот почему для патриота ... нет более захватывающей темы для размышления, чем о том... получит ли Россия столь нужный ей образованный класс с русской душой, просвещенным разумом, твердой волею, ибо, в противном случае, интеллигенция в союзе с татарщиной, которой еще так много в нашей государственности и общественности, погубит Россию .... Обновиться же Россия не может, не обновив, прежде всего, и свою интеллигенцию».

Читатель может удивиться: причем здесь «Вехи», если речь в книге идет о тоталитаризме. На это недоумение отвечает тот же Булгаков:

«Христианство ревниво, как, впрочем, и всякая религия; оно сильно в человеке лишь тогда, когда берет его целиком, всю душу, сердце, волю».

Чем не тоталитаризм? На самом деле между социально-политическим тоталитаризмом и тотальностью отдачи верующим себя Богу есть коренные различия как в средствах, так и в целях. Что касается разницы в целях и их осуществлении, то, как говорит Булгаков, атеистическое «прогрессивное» будущее обещает «счастье последних поколений, торжествующих на костях и крови своих предков...» В христианстве же — «вера во всеобщее воскресение, новую землю и новое небо, когда будет Бог все во всем». Изначальная разница между ними в том, что вере человек отдает себя добровольно, а человеческие тоталитарные системы захватывают человека насильно, подчиняют полностью коллективу. А Изгоев указывает еще на различие между подвижниками революции и христианства в их отношении к жизни и смерти. «Русская интеллигенция, — пишет он, — являла собой своеобразный монашеский орден людей, обрекших себя на смерть». Среди мучеников революции подавляющее большинство — молодежь, не успевшая жизни дать ничего, не обладающая достаточными знаниями и опытом — особенно внутренним опытом, ибо вся их жизнь, как мы уже говорили выше, была направлена вовне — у них «не было времени» сосредоточиться на внутреннем мире, на углублении в себя, на разработку для себя иерархии ценностей. В христианстве же преобладает призыв к жизни, не только на этой земле, но и жизни вечной.

119

Большинство христианских подвижников — умудренные жизненным опытом старцы.

Цитируя слова ап. Павла (2 Кор 5): «Когда земной дом разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный», Изгоев указывает на осмысленность жизни и смерти в христианстве, чего нет в самопожертвовании атеиста. Поэтому христианство учит «человека спокойно, с достоинством встречать смерть» (цит. по А. И.), а не искать ее. «У отцов Церкви, — пишет Изгоев, — мы встречаем даже обличения в высокомерии людей, ищущих смерти».

Лейтмотивом статей сборника является призыв к интеллигенции вернуться к христианским ценностям, религиозной целостности. Булгаков предупреждает против выбора социалистического максимализма, ужасы, которого еще за 8 лет до прихода к власти российско-марксистского социализма предвкушают Булгаков и другие авторы пророческого сборника. Статья М. О. Гершензона — он же и редактор сборника «Творческое самосознание» — продолжает тему беспочвенности русской интеллигенции. Гершензон говорит, что всю жизнь интеллигент живет «вне себя». Его интересы — это «народ, общество, государство» и общественное мнение диктует ему, что «думать о своей личности — эгоизм, непристойность». Он упрекает интеллигенцию в том, что она «толчется на площади», а дома — грязь, нищета, но интеллигенту до этого дела нет, он «спасает народ».