Тотальная угроза

Из ран твари бил шлейф черной крови, и привлеченные ее запахом, на крысу кинулись сородичи, бежавшие следом. Они разорвали ее на куски, и в коридоре возникла толчея, связанная с дележом.

Люди, наконец, смогли без помех добраться до выхода, а там и до машины.

Картазаев втолкнул внутрь Брун, Мику и оглянулся в поисках Калерии. Девушки нигде не было видно.

— Калерия, ты где? — в отчаянии крикнул он.

— Я здесь, — раздался голос уже из машины, и Картазаев с облегчением забрался следом.

Они мчались по многочисленным закоулкам, и Картазаеву с трудом удавалось уворачиваться от мечущихся в панике полуодетых людей. Повсюду гремели выстрелы, и лежали на тротуарах трупы.

— Вывели, называется, крысолова! — Мика сделал попытку сплюнуть, но в переполненной машине это сделать было негде. — Они же сами расплодились!

В одном месте тварь кинулась даже на машину, и когти с противным скрипом процарапали боковину.

— Не останавливайся, — взмолилась Калерия.

Картазаев и не собирался этого делать. Соскользнувшая тварь опрокинулась на дорогу, показав розовый живот.

Они выбрались из узких улочек и ехали по проспекту, когда еще одна крупная тварь выбежала им наперерез и, презрев закон самосохранения, нырнула под кузов. Машину тряхануло, и сразу запахло бензином.

— Бензопровод перекусила, — пояснил Картазаев на вопрошающий взгляд Санты.

— Сможешь починить?

— Попробую. Надо остановиться.

— Здесь нельзя останавливаться.

Опять начало темнеть. Сколько же здесь день? 3–4 часа от силы, недоумевал Картазаев. И ночь явно длиннее.

Они тянули с остановкой, сколько могли. Бензин продолжал вытекать, и вскоре стрелка уровня топлива уверенно установилась на ноль. Мотор зачихал.

На исходе топлива машина подъехала к обширному архитектурному сооружению.

— Давай в рейхстаг! — сказал Свин. — Там укрыться можно до утра.

Картазаев понял, что они находятся во второй зоне, которую собирались форсировать с ходу, но теперь это вряд ли бы получилось.

Рейхстагом Свин обозвал то, что в обычном мире являлось Домом Техники. Картазаев помнил это здание шикарным, похожим на белоснежный океанский лайнер, пришвартовавшийся между двумя проспектами. В центре Дома возвышалась четырехэтажная башня из стекла и бетона, чем-то напоминающая стартовый комплекс в Плисецке.

В Вольде Дом Техники действительно напоминал руины рейсхканцелярии. Стены в обшарпанной штукатурке, местами зияют черные провалы. В упомянутой башне нет ни одного целого стекла, а окна закрыты фанерными щитами и листами железа.

Кругом грязь, мусор, следы былых пожарищ.

Когда машина на последних каплях бензина въехала на пандус, работа изголодавшегося по топливу мотора была почти неслышна. В свете фар между куч искуроченной арматуры мелькнула кем-то предусмотрительно проделанная дыра в витрине. Машина, уже шедшая накатом, чудом вписалась в нее и покатилась по мраморному полу внутреннего зала.

И в этот момент мотор заглох окончательно.

Внутри горело несколько ламп. Картазаев поспешил закрыть дыру картонными и фанерными листами, а то они смотрелись как на сцене Большого театра.

Планировка внутри была мудреная. Два коридора под прямыми углами, полураскуроченный гардероб, витражный вход в бар, вдали винтовая лестница.

Картазаев залез под машину и вскоре вылез обратно с перекушенной крысой трубкой. Без паяльника здесь было делать нечего. Он сомневался, что таковой отыщется в очаге культуры.

Подростки, сгрудившись тесной кучкой, точно воробьи, опасливо переговаривались, упоминая третью зону, носящую имя Обервальд. А там и до Дворца рукой подать!

— Никто Трехзонье еще не проходил. Гиблые это места. Люди здесь пропадают. Но у нас Санта счастливчик, — заметил Свин. — Нам повезет.

Санта-счастливчик, я — Везунчик, подумал Картазаев. Как бы не было перебора.

Посоветовав всем держаться вместе, он пошел к лестнице. Поднявшись на пару этажей, попал в книгохранилище, заставленное битком набитыми стеллажами. Стеллажи высились не менее чем на три метра в высоту, образовывая настоящий лабиринт, в котором легко можно было заблудиться.

Картазаев двинулся дальше, держась общего направления к центру зала.

Ради интереса, глянув на полки, обнаружил, что они заставлены книгами лишь одного автора. Слов нет, Вениаминов великий писатель. Писать, судя по всему, умеет. У Картазаева не вызывало сомнения и другое утверждение, а именно то, что сей автор оказал разрушительное влияние на всю современную отечественную литературу, испортив столько бумаги сразу.

Внезапно Картазаев услышал голоса и настороженно замер. Разговаривали за соседней полкой. Он узнал говоривших. Ничего сложного в этом не было, ведь у них было всего две девушки. Похоже, красавицы сорились.

Картазаев приподнял один том и заглянул в щель.

— Почему ты меня избегаешь, Калерия? — спросила Брун.

— Я не понимаю, о чем ты?

— Я поехала с этими неотесанными мужланами исключительно из-за тебя, любовь моя. Из-за тебя я готова терпеть всех этих ужасных людей. Ты вспомни, как нам было хорошо.

— Мне нечего вспоминать. Ты что-то путаешь.