Тотальная война

Там, где раньше стояла бронетехника, развернули госпиталь. Набросали матрасов на пол, принесли хирургический стол и ящики с инструментом и лекарствами. Матрасов на всех не хватило. Многие лежали прямо на бетоне. Сюда снесли тех, кто уцелел в первом бою и кого рвали собаки. Потом добавились новые, после атаки с воздуха и артобстрела. Полковник Бердыев сообразил, что оказался меж двух огней, и погнал своих людей на штурм. До рукопашной не дошло, кое-как удалось отбить атаку. Но ранило почти всех, кто уцелел под огнем НУРСов.

Отдельно, в навал, лежали мертвые. Это от них по полу змеился темный ручеек, разливаясь у ворот в липкую лужу. Под многими из раненых матрасы потемнели от крови. Живые смотрелись ничуть не лучше мертвых, разве что еще шевелились и могли издавать звуки. Стоны и хриплые крики отражались от стен и высокого потолка. Их не могла заглушить адская какофония звуков боя, врывающаяся сквозь распахнутые ворота.

Максимов подошел к человеку в когда-то белом, забрызганном кровью халате. Шлепнул по плечу. Санитар испуганно вздрогнул и оглянулся.

— Промедол. Промедол, живо! — с трудом, будто рот был набит камнями, пробормотал Максимов.

Санитар похлопал себя по карманам. Помотал головой.

— Чурка березовая… Промедол, я сказал! — сатанея от боли, заорал ему в лицо Максимов.

Санитар наклонился над бойцом, бинтовавшим обрубок руки у раненого, тряпичной куклой валявшегося на матрасе. Боец вскочил, развернулся.

Максимов тихо застонал. Если бы не дикая боль, не дававшая двигаться, прошел бы мимо и не обратил внимание. Карина ничем не отличалась от солдат: черноволосых, низкорослых, худощавых, в измазанном камуфляже.

— Я тебе где сказал сидеть? Ну, какого черта тебе здесь надо, а? — начал Максимов.

— Вот. — Карина протянула измазанные кровью руки. Все еще держала бинт. — Помогаю.

— Бог мой, ну на минуту оставить нельзя, — уже без злобы сказал Максимов.

— Макс, ты не ранен? — Она провела ладонью по его горящему лбу.

— Галчонок, я даже не знаю, живой я или нет. — Максимов облизнул губы.

— Пить хочешь? — встрепенулась Карина. — Я сейчас.

— Нет. Это после. Сейчас — промедол.

Она вытащила из нагрудного кармана шприц-тюбик, протянула. Поморщилась, наблюдая, как Максимов всадил иглу в плечо.

— Может, сядешь?

Он покачал головой. Боль медленно отступала.

— Уф! — выдохнул Максимов. — Все, живем дальше. Стой здесь, я сейчас подойду

Максимов повернулся, с трудом сделал первый шаг. Карина наклонилась над раненым.

— Оставь его. Не видишь — он мертв, — бросил он через плечо.

Четверо бойцов из взвода разведки, устало присев на корточки, ждали его. Славка-Бес свое элитное подразделение, надо думать, гонял нещадно, обучил всему, что знал и умел сам. Разведчики оказались самими боеспособными и живучими. Из шестерки, с кем Максимов брал опорный пункт, к полудню зацепило лишь двоих, но и то не смертельно.

Максимов присел на корточки, положил рядом автомат. Взял у бойца из пальцев дымящуюся сигарету, сделал пару затяжек, вернул.

Все молча смотрели на него. Ждали. Судя по лицам, воевать им уже не хотелось. Умирать — тоже.

Окурок пошел по кругу. Вернулся к Максимову. Он сделал последнюю затяжку, уголек уже жег пальцы. Бросил окурок на пол.

— Значит, так. Шансов — ноль. — Максимов говорил тихо, дело касалось только их, лучших. Остальные, оглушенные и подавленные, примут решение как должное. — Бердыеву деться некуда. Там его долбят, судя по всему, со всех сторон. Выход у него один — прорваться сюда и залечь, как в норе. Минут через десять он повторит штурм. Воевать нам больше нечем и не с кем. — Максимов кивнул на лазарет. — Закрывайте ворота. Ставьте бронезаглушку. Наведите здесь порядок, чтобы не было паники и мародерства. И ждите, пока не подойдут правительственные части. Будут молотить у ворот Бердыева, не вмешивайтесь. Без вас управятся. Вопросы есть?

Бойцы переглянулись.

— А может… — Тот, что сидел напротив Максимова, с тоской посмотрел на ворота.

— Уйти? — догадался Максимов. — Глупо. Если не подстрелят сейчас, то найдут и расстреляют за оставление объекта без приказа. Лучше сидите здесь. Придут свои, может, на радостях и не тронут никого. Возможно, даже наградят. Такое тоже случается.

Максимов осмотрел бойцов. Выбрал подходящего.

Ткнул пальцем.

— Остаешься за старшего.

— А ты, командир? — спросил тот, кого он назначил старшим.

— Я здесь больше не командир.

Максимов встал. Сорвал с себя бронежилет, опустил на пол. Сразу же стало легче дышать. Расстегнул на груди липкую от пота куртку. Поднял автомат и качающейся походкой побрел к Карине.

Она шагнула навстречу, всхлипнув, уткнулась ему в грудь.

— Все, галчонок. Нам здесь больше делать нечего.

Он повел ее в глубь штрека.

«Папамобиль» стоял на прежнем месте. Белую обивку обильно запорошило песком и гарью.

Максимов усмехнулся, в который раз подивившись буйству разгильдяйской фантазии Беса.

Мотор низко заурчал, стоило щелкнуть тумблером. Карина забралась на диванчик.