«Ты взял паузу, чтобы спрятать боль, мой мальчик, — подумал он. — Не ту, что иногда бередит рану, а ту, что еще долго будет терзать душу. Уж я-то знаю. Раны тела затягиваются быстро, но раны души, что получил при сокрушительном поражении, не заживают никогда. Ты умеешь держать удар, что само по себе уже много значит. И ты наделен завидным качеством превращать поражение в преимущество. И не окажись в тебе этого, я бы не сидел сейчас здесь».
Он смотрел на Винера глазами старого солдата тайной войны. Любой ветеран знает, что с каждым днем все ближе час, когда возраст даст о себе знать, мышцы и нервы уже не те, и любой из ближайших боев может стать последним. И поэтому внимательно приглядывается к новобранцам, пытаясь угадать в молодых волчатах, у которых на губах еще не засохла кровь первой охоты, того, единственного, кто вместо тебя пойдет по трупам дальше, к победе, до которой ты не дожил.
Он обратил внимание, что у Винера появилась тонкая морщинка. Первый раз он увидел ее там, на борту «Мебиуса», в каюте, пропахшей лекарствами и антисептиком. Сейчас на загорелой коже она выделялась особенно четко, словно след пореза острой бритвой. Это был еще один след от ранения. Но если шрам на груди теперь навсегда будет напоминать Винеру о непростительной поспешности, то складочка, чиркнувшая по коже от носа к губе, навеки останется знаком мудрости, обретенной в миг смертельной опасности.
Слуга принес бутылку вина, и Хиршбург уже знал, какой будет вкус у вина. Вернее, очень хотел не ошибиться ни в вине, ни в Винере.
Подставил бокал под струю темно-красной влаги. Пригубил, закрыв глаза. Рот сразу же наполнился полынной горечью. Потом теплая волна упала вниз, и к нёбу поднялся аромат истомленного солнцем цветка. Пурпурно-красного, источающего аромат, тягучий и печальный, как последний аккорд симфонии Малера.
— Что скажете? — поинтересовался Винер, грея бокал в пальцах.
— Вкус мудрости, — ответил Хиршбург, посмаковав оставшийся во рту аромат.
— Прекрасно сказано. — Винер полюбовался на игру света в бокале и сделал маленький глоток. — Этот кагор делают монахи-цестерианцы. Это особенное вино. Горечь появляется лишь на десятом году, а до этого оно нежное и пахнет земляникой. Как девочка на первом причастии. А таким, мудрым, как вы выразились, монахи причащают своих стариков, готовящихся предстать пред очами Создателя. — Винер тягучим глотком допил остатки вина. Подставил бокал под новую порцию, после чего жестом приказал слуге удалиться. — Вернемся к делам, если вы не против, — сказал он уже другим тоном.
Хиршбург выпрямил спину, поправил на коленях папку.
— Мы установили боевика, герр Винер. Его зовут Максим Владимирович Максимов. В прошлом — кадровый военный. Уволен из армии в девяносто первом году в звании капитана. Тем не менее в объединенной картотеке НАТО данные на него есть.
— Вот как! — Винер явно заинтересовался. Он знал, что разведслужбы НАТО сливают в общий архив установочные данные на старших офицеров армии «вероятного противника», младшие офицеры удостаиваются такой чести лишь в том случае, если представляют особый интерес для разведывательного сообщества.
Хиршбург нацепил на нос очки, поднес листок ближе к глазам. Наступил момент, когда следует показать, что он старательно точен в деталях.
— Впервые в поле зрения контрразведки Максимов попал в восемьдесят девятом в Эфиопии. Входил в группу военных советников, руководивших контрпартизанскими операциями против сил провинции Эритрея. При выводе из страны группа оказалась в районе спецоперации, проводимой американцами. Операцию они сорвали. За что американцы организовали на них охоту. Русские оставили ЦРУ с носом. Этот Максимов одиночным рейдом прошел всю страну и вынырнул в Найроби с каким-то особо ценным грузом. Подробности, к сожалению, выяснить не удалось. О провалах никто распространяться не любит.
— И этого достаточно. — Губы Винера тронула саркастическая улыбка.
— Второй раз он насолил англичанам, — продолжил Хиршбург, подстраиваясь под настроение шефа, тому явно нравилось слышать о неудачах других. — В девяносто четвертом Максимов работал в контакте с балканским разведцентром ГРУ. Ликвидировал ливийского резидента, работавшего на МИ-6. Джеймсы бонды организовали на него охоту, но Максимов перепрыгнул через флажки и исчез. С тех пор достоверных данных о его участии в спецоперациях нет.
— Если не считать его работу против нас в Кенигсберге, — вставил Винер, по-старому назвав Калининград ради Хиршбурга, не выносившего нового названия города.
— Думаю, его появление было не случайным. Есть данные, что Максимов уволен из армии с должности офицера 3-го отдела 2-го управления штаба Прибалтийского округа. — Хиршбург заглянул в записи и пояснил: — Это глубинная разведка в тылах «вероятного противника». Сочетание агентурно-оперативной работы с диверсионно-разведывательной деятельностью. Так что район и местная специфика ему были отлично знакомы.
Винер покосился на Хиршбурга и спросил:
— Скажите, в России действительно сейчас так легко работать?