Тотальная война

Объяснения не требовалось. Испокон веку спецслужбы не замечают выбивающихся из серых рядов одиночек. Кто он — одиночка? Раздувшийся от самомнения нуль без палочки. (Палочкой может стать контакт с вражеской спецслужбой, но это отдельная история.) Но вскрыть сеть, выявить заговор, разоблачить организацию — эта мечта! За такое полагаются все блага жизни, почет и уважение. Поэтому и работают по организациям, реально существующим и вымышленным. С одной стороны, за табуном следить легче, чем за отдельным иноходцем, с другой, поднадзорный индивид может помереть в одночасье, оставив, опера без работы, а организации живут долго, и «пасти» их можно до самой пенсии.

Николаев взвинтил темп, не давая собеседнику опомниться:

— Короче, пока СВР разматывает концы в Германии, мы должны подсуетиться и накопать здесь все, что можно. И бегом к Климовичу. Разъясним, что на своей базе раскрутить это дело не сможем, нужны возможности УРПО. Климович проведет «сильную рокировочку», как Борька говорит, и мы с тобой в дамках. На собственный отдел не рассчитываю, но самостоятельное направление получить можно. Худо-бедно, но перспектива. Решай, работаешь со мной — или до конца сентября я тебя не загружаю, даю возможность найти запасной аэродром.

— Кого в разработку берем? — без промедления включился Парамонов.

Николаев откинулся на сиденье. Пососал палец с черным ногтем.

— Арсеньева нельзя. За ним сейчас тысяча глаз наблюдает. После взрыва на даче и обыска в спецхране — особенно.

— Значит, Максимова, — сам догадался Парамонов. Деловито собрал пустые коробки, приоткрыл дверь, зашвырнул их под машину.

Николаев с улыбкой наблюдал за его действиями.

— Да, Леша, коль скоро мы едем работать, захвати и это. — Он достал из кармашка банку пива. — И давай договоримся, до конца операции — сухой закон.

Парамонов насупился. Демонстративно медленно вылил содержимое банки на асфальт, саму банку забросил под машину.

— Доволен? — Он хлопнул дверцей. — Только учти, врачи говорят, резко от соски отрываться вредно. Вон Ельцин, после пленума ЦК бросил пить и до сих пор болеет.

— Ему можно, деду расти дальше некуда. А у нас карьера трещит.

— Ладно, уговорил! — проворчал Леша, удобнее устраиваясь на сиденье. — Так, пожрали, теперь можно и поработать. Трогай, командир!

Николаев ловко вклинился в просвет между машинами, пристроился в хвост медленно ползущему пикапу и стал думать.

Прежде всего поздравил себя с успешной вербовкой Леши Парамонова. Гордиться, конечно, особо нечем. И кадр никудышный, и положение у него безвыходное, такого закадрить можно не напрягаясь. Но успех, пусть и малый, душу греет.

Потом переключился на Максимова. И сразу нахмурился. С одной стороны, было чем гордиться. Не среагируй он на донос музейной агентуры о контакте Арсеньева с внуком, не наведи справки на внука и не встань сразу же в стойку, все было бы иначе. А за одно то, что сопоставил адрес непонятного убийства из милицейской сводки с местом жительства Максимова, надо давать премию за сообразительность. Мысль подобраться к Максимову под видом муровца была чистой воды импровизацией.

Николаев раз за разом проигрывал в памяти разговор, в деталях и нюансах. И всякий раз приходил к самокритичному выводу — произошла осечка. Максимов оказался не из тех, кого можно взять с наскока, помахав перед носом удостоверением. Чувствует, подлец, в себе и за собой силу. От такого нужно ждать любых сюрпризов.

Глава двенадцатая. Возьми меня с собой

Странник

Знакомый дизайнер, из бывших биологов, рассказал, что человечество зародилось во влажных тропических лесах, поэтому большинству импонирует матово-белая гамма с вкраплениями зеленого, а не аляповое разноцветье модерновых интерьеров. Он и предложил дизайн квартиры, гарантирующий уют при минимуме вещей.

Свет, просеянный сквозь жалюзи, наполнял комнату мягким белым свечением. От живой зелени пришлось отказаться ввиду беспокойного образа жизни хозяина. Вместо цветков в горшках по стеллажу полз пластмассовый вьюн. Обивка кресел была бледно зеленой, даже столик намеренно подобрали цвета бутылочного стекла, чтобы смотрелся крошечным озерком на фоне темно-серого ковра. Выбор картин дизайнер одобрил, только перевесил по своему вкусу. Максимов искренне был благодарен дизайнеру с дипломом биолога. Художник в нем не задавил человека, дом для него остался средой обитания, а не превратился в полигон для творческих экспериментов.

Стоило пять минут посидеть, разглядывая картины, как из тела незаметно исчезало напряжение и мысли текли неспешно.

Но сейчас Максимову никак не удавалось расслабиться.

В воздухе еще витал приторный запах чужого одеколона. Едва уловимый. Но и этого было достаточно, чтобы отравить уютную атмосферу дома.