Тотальное преследование

— Ты и есть тот самый… — дальше шло неразборчивое, — о котором мне сказали, что ты можешь выполнить эту работу, не так ли?

— Не понимаю вас, — вежливо отозвался Том, оглядываясь по сторонам и пробуя установить, откуда же исходит звук.

— Не притворяйся… человек. Про тебя уже по нашей кабельной системе рассказывали, — оповестил его Магис. — Мы тоже местными… неформальными сведениями интересуемся.

— У нас они сплетнями называются, — отозвался Том. И тут же с интересом спросил: — Подсматриваете за нами?

Механический переводчик, который, вероятно, и транслировал эти переговоры, вдруг стал захлебываться, и динамик принялся перегонять звуки, которые испускал Магис, без перевода. Совершенно отчетливо для Тома мекаф проговорил по-своему:

— Много чести — подсматривать!.. Просто мы видим, но как это объяснить костистому?..

Тогда Том неожиданно осознал, что эта речь — что-то среднее между гортанными, как в арабском, и мелодичными, как в греческом, звуками, — ему понятна. То есть, конечно, ему приходилось напрягаться, чтобы перевести эти слова во что-то пригодное для понимания, но все же, все же!.. Это было доступно его разумению. А еще с большим изумлением он вдруг понял, что и сам может… на том же языке… ответить! Пусть неправильно, коряво, распознавая свои же ошибки в произношении, но… кажется, особого красноречия и чистоты фонетики от него не ждали. Он и произнес:

— Костистыми вы, завоеватели, называете людей? Любопытно… А разве у вас костей нет?

Наступила тишина, и Том пожалел, что фраза эта у него все же получилась до такой степени внятно. «Может быть, — мельком подумал он, — следовало маскировать свое знание этого языка?»

— Ты… — голос Магиса отчетливо изменился. — Ты умеешь говорить?!

Транслятор ожил и попробовал эту реплику перевести, но тут же последовал щелчок, и механический голос смолк окончательно.

— Чего же тут не уметь? — отозвался Том. Деваться было некуда, если уж он заговорил на языке захватчиков, следовало продолжать в том же духе.

— Говори громче, — приказал Магис. — С той стороны микрофоны не очень сильные… Я прикажу, чтобы тебя впустили сюда — вымыли как следует и впустили. Хочу посмотреть вблизи. — Мекаф помолчал и уже тише добавил: — И поговорить, если ты действительно можешь.

Так между Магисом и Томазом завязались эти странные отношения. Теперь у Извекова почти не осталось времени, чтобы заниматься своими прямыми, рабочими обязанностями. Его и домой не всегда отпускали, а отправляли в санобработку, иногда довольно жестокую, и Магис принимал его в своей палате.

Том садился в очень удобное, красивое кресло, и они просто болтали. Порой Магиса эти разговоры так увлекали, что он даже мониторы, помешенные напротив его кровати, очень сложной и избыточно навороченной конструкции, с водяным матрацем, с растяжками и манипуляторами, назначения которых не понимал ни Том, ни, похоже, сам Магис… В общем, все экраны как-то сами собой гасли. Должно быть, мекаф глушил их с пульта управления, которого Том никак не мог заметить.

Обычно Магис принимался поучать. Любил он это дело, особенно в разговорах с «костистым». Мекафы так называли людей за многое — за то, что форма их тела была жестко задана скелетом; за то, что зубы, например, у людей — «кости в чистом виде», как заметил Магис — торчали вперед и считались существенным украшением человеческого облика; за то, что люди имели странные хитиновые образования — волосы, ногти, и не только функциональные, на руках, например, но и на ногах… Почему ногти на руках имели смысл, по мнению мекафов, а на ногах нет — этого Том так и не понял.

Он вообще многого не понимал в отношении Магиса к людям, чаше всего мекаф высказывался грубо и жестко и почти всегда с откровенным презрением к ним. Но и из этого Тому следовало понять их, мекафскую, психологию и их, если так можно выразиться, философию жизни.

А тут, опять же, было много неясностей. Получалось, например, что «губки» почти все свое время проводили в поисках удовольствий, что многие из них были… ну, по человеческому определению, пьяницами. Как-то раз, со многими предосторожностями, Магис потребовал, вероятно будучи навеселе, чтобы и Том отведал его пойла. По вкусу оно было похоже на грейпфрутовый сок, с приятной горчинкой и тонким ароматом, но… по мозгам ударило так сильно, что Тома пришлось уводить каким-то незнакомым сестрам, которые почти целиком были закрыты странными цветными плащами, похожими на общевойсковой комплект химзащиты, каким Том его помнил по временам недолгой службы в русской армии.

Еще Магис любил яркие краски и обычные, земные цветы. Помещение, где он обитал, было сплошь уставлено горшочками, кадками и порой необычными гидропонными системами с разными цветущими растениями. Но было ли это общим свойством «губок» или являлось характерной особенностью только Магиса — Том, как ни старался, так и не разобрал.