Читаем Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски полностью

Из чужих языков приходят неожиданные гости, новые поколения придумывают иные выражения и сочетания букв, а наука конструирует неизвестные прежде термины. Все это требует постоянного изучения и анализа. Одна из лекций Елены Вячеславовны Арутюновой называется «Пора пересмотреть все наши словари».

«Изменений не бывает только в мертвых языках, — говорит в интервью Арутюнова. — В орфографических словарях должны отражаться живые языковые процессы, и с этой точки зрения словари нужно пересматривать. Такая работа велась лексикографами прошлого, ведется она и сейчас в Институте русского языка имени Виноградова. К сожалению, многие не знают, не задумываются об этом и пользуются для проверки написания, например, „Толковым словарем живого великорусского языка“ В. И. Даля или „Толковым словарем“ под редакцией Д. Н. Ушакова. А ведь они создавались, когда еще орфография была очень неустойчивой, написание многих слов колебалось. Например, у Даля мы встречаем варианты ровнина и равнина, а у Ушакова — калач и колач».

В ведении филологов — множество слов, о которых простой человек и не догадывается.

Из чата автопробега:

Арутюнова: «Что такое чигири?»

Милянчук: «Чигири — это очкуры!»

В лингвистике издавна существует понятие территориального диалекта, но изначально к нему относили говоры, распространенные в сельской местности. По мере урбанизации было замечено, что и в разных городах люди часто разговаривают по-разному. Что одни называют мультифорой, в других городах — файлик, а в третьих — слюдяшка. Это слова-регионализмы, они употребляются не по всей стране, а в отдельных ее регионах. Для того чтобы собрать их, филологи покидают свои кабинеты и отправляются в народ ходить чигирями и очкурами (то есть городскими окраинами).

«Возьмем, к примеру, слово корень — оно всем известно, — поясняет в одном из интервью Милянчук. — Но только дальневосточники знают, что корень может означать женьшень и что от него образованы такие слова, как корневать — добывать, искать женьшень; корневщик — тот, кто это делает, корневка — сам процесс или сезон, когда женьшень добывают. Вот это мы и называем регионализмами».

* * *

Когда воды Всемирного потопа схлынули, первыми по еще мокрым падям и урочищам разбрелись филологи — проверять уцелевшие после катастрофы топонимы. Географические названия — древнейшие из слов, которыми пользуемся. Значения многих мы даже не понимаем, так как остались они от других народов, возможно, давным-давно исчезнувших с лица Земли. Сам край, по которому мы едем, называется загадочным и непонятным словом «Сибирь». Филологи формулируют для нас правила употребления географических названий и терминов, но прежде внимательно изучают языковую местность. На улицах и в аудиториях они узнают, как местные жители расставляют ударения и склоняют топонимы: Бурея или Бурея, в Кемерово или в Кемерове. Соответствует ли это правилам или, наоборот, массово им противоречит. Казалось бы, топонимы можно собрать, не выходя из дома — на топографических картах и в топонимических справочниках. Это не совсем так. Для исследователей важны не только сами названия, но и манера их произношения и написания — сокращения, прописные и строчные буквы, знаки препинания.

Из чата автопробега:

— «П-Забайкальский» — точку потеряли.

— На одних указателях пишется «поселок имени…», а на других — «поселок Имени…».

— Сан. Байкал — без кавычек, садоводство «Мастерок» — кавычки на месте!

Благодаря современным мессенджерам с нами в плавании и те, кто остался в порту, сошел на берег или еще только собирается присоединиться. В чате они следят за ходом автопробега, обмениваются мнениями, обсуждают собранное богатство, дискутируют и, конечно, шутят.

Из чата автопробега:

Арутюнова: «Лондоко».

Пахомов: «Это наречие?»

Арутюнова: «Населенный пункт».

Пахомов: «Жаль, такое наречие пропадает. Мне так лондоко!»

Ребковец: «А мне новосибирско».

Милянчук: «Лондоко недреманное — подходит для названия доблестных британских разведслужб».

Иногда обсуждение и шутка сливаются воедино. Перед отъездом из Улан-Удэ наша команда отправляется на прогулку по пешеходной улице бурятской столицы. Мы разглядываем скульптуры и старинные дома, купаемся в солнечных лучах, пьем кофе в сувенирной кофейне и слушаем уличных музыкантов. И лишь Елена Вячеславовна думает о топонимах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки