Тотем Человека

— Нет, нет, нет, — забормотала она, — Тимка, Тим, ты скажи, скажи что-нибудь, Тим, я очень плохая, я совсем плохая, но ты хоть что-нибудь скажи…

Я улыбнулся. Улыбка, наверное, получилась так себе, но лучше в тот момент не вышло.

— Да мне плевать, какая ты, — сказал я. — Я тебя люблю, глупая.

— Тим, — сказала она. — Ох, Тим…

— Да, — сказал я.

— Тим, — сказала она.

— Черт бы тебя побрал, — это уже вырвалось само собой. Она глянула на меня, как мышь на кошку, а я спросил:

— Зачем вы сюда пришли?

Дина вздохнула в два разделения, а потом сказала:

— Это Боб объяснит.

— Э-э, стоп, — сказал я. — Есть один вопрос. Лично к тебе. Как ты узнала про Черного?

— Он позвонил тогда, — проговорила она, и тут я (редкий случай!) увидел, что Дина краснеет. — Помнишь, еще такой звонок, я подумала, что Саша…

— Ага, — сказал я. — Хорошо, пойдем.

И мы вернулись на кухню. Там за столом сидел Боб, как памятник мировой скорби, а в углу стояла Саша. Ну, ребята. Дина выглядела, как человек, который не спал всю ночь напролет. Саша, если судить по лицу, не спала последние полгода.

Мы с Бобом обменялись взглядами. Похоже, в этой кухне он и я были единственными людьми, которые не собирались просить друг у друга прощения. Я сел за стол напротив Боба. Попросил:

— Девчонки, кофейку организуйте, а?

Саша — не Дина — метнулась к шкафу, стала хватать одну за другой многочисленные банки в поисках кофейной. Дина, поглядев на это, протянула руку и включила электрочайник.

Боб молчал и смотрел в стол.

— Значит, он живой, — сказал я, чтобы сломать лед.

Боб кивнул.

— Это, значит, ты придумал, что он мертвый, — продолжал я. Боб помотал головой. Я перевел взгляд на Сашу. Та как-то съежилась, продолжая одновременно насыпать кофе из банки в чашку — четвертую или пятую ложку.

— Та-ак, — сказал я. — Ну, и?

— Вы бы друг друга поубивали, — хмуро проронил Боб. — Вы ж злые были друг на дружку, как черти. Он… он тоже не знает, что ты живой.

Я покивал. Ну, это ладно.

— По крайней мере, нам тогда показалось, что так будет лучше, — добавил Боб. А Саша промолчала. Ох, что-то много пауз в твоей партии, Саша. Не к добру. Уж кто-кто, а мы, кошки, разбираемся, когда что-то не к добру. Да… Значит, вам показалось. Будет лучше — так, значит, вам показалось. Замечательно. Черт с ним, что я потерял друга. Черт с ним, что не смог с ним по-человечески поговорить. Черт с ним, что воображал себя убийцей. Будет лучше. Да уж, не сомневаюсь. Хуже-то уже некуда.

'Эй, братишка, — весело сказал голос в голове. — Воображал себя убийцей, говоришь? Ты и есть убийца, между прочим. Забыл?'

— Вопрос номер раз, — сказал я. — Что он делает у Стокрылого?

— Обещал ему убить всю его паству, — сказал Боб нехотя. Раздался грохот и звон: Саша уронила на пол обе чашки и банку, полную кофе. Точнее, когда-то полную. Теперь кофе наполнял всю кухню. Дина схватила Сашу за плечи, повлекла в ванную.

— Не то, — сказал я. — Это я уже знаю. Как он попал к Стокрылому?

Боб вздохнул.

— Сашка помогла, — признался он.

Я помолчал. Уж больно неприличный вопрос я собирался задать. Стоило дать Бобу ответить на него самому.

И он ответил.

Вот что он сказал:

— Она… Сашка в него втрескалась, короче. В ворона. Он поманил — она пошла.

Ребята, ребята. Жаль, что никого не было рядом с нами в тот момент. Потому что момент был — один на миллион. Боб произнес слова — такие банальные, такие грубые и обыденные: втрескалась, поманил, пошла… И ведь я почти поверил, что он сказал это искренне. Есть ведь такие люди, для которых все просто. Жена — это собственность, вроде телевизора или дивана. Если кто-то украл у тебя телевизор, дай вору по щам и верни собственность. А если телевизор испытывает какие-то чувства к новому владельцу, то это проблемы только его, телевизора.

Но потом Боб посмотрел на меня, и я увидел…

Клянусь, я не вру, ребята.

У этого волчары, мента, тевтонского Геркулеса без страха и упрека.

Я увидел — слезы в его глазах.

И мне стало так стыдно, как не бывало уже давным-давно. С тех пор, как я задушил хозяйкиного цыпленка — одну жизнь тому назад. Цыпленок был горячий, бьющийся, слабый, и у него была кровь, как молоко, сладкая… а девчонка, дуреха, прорыдала весь вечер… очень, очень стыдно было. Как сейчас, только сейчас стыднее, потому что это был Боб, а Боба я знал со школьной скамьи, Тотем мой драный, крашеный…

'Боб, дружище', - хотел сказать я, и почти собрался это сказать, и тут хлопнула дверь ванной. Возникла Дина и потянула меня за рукав. Я покорно поднялся и последовал за ней, ощущая всю нелепость ситуации: мной повелевала изменившая мне жена. Но, видно, словно 'нелепость' и впрямь придумали простецы. Для хинко 'нелепость' — это, похоже, нормальное состояние. Да…

Впрочем, Дина не собиралась мной особо повелевать. Она просто втолкнула меня в ванную и ушла.

А в ванной, оказывается, была Саша.

О, проклятье, обреченно подумал я. Еще один откровенный разговор.

Саша смотрела на меня, я смотрел на нее.

То же, что с Бобом: обоим смерть как хочется выговориться, но не знают, с чего начать. Что ж, тогда я начну.